Коронный разряд

— Надо будет ему на свадьбу шкаф повышенной комфортности подарить… — пробормотал я задумчиво, на всякий случай предусматривая резервный вариант.

— Давай уже выбираться отсюда, — окатив подозрительным взглядом, решила Ника перевести тему.

— Так уже летит вертолет, — посмотрел я на солнце, а потом на часы. — Как мы упали, так они сразу поднялись.

— Запланировано, да? — вновь отчего-то обиделась девушка и повернулась спиной, устроившись лежа на траве.

— Ника.

— Мм?

— А у нас медведь не сдох? — посмотрел я с тревогой на бездвижную тушу.

Потому что кому медведь, а кому (Артему, например) — любимый дедушка. Хотя, раз успел обернуться во вторую форму, то не должен бы помереть.

— А хоть бы и сдох… — проворчала она, положив руку под голову чуть удобнее.

— Ника.

— Ну чего?

— Вылечи его, а? — протянул я просительно.

Девушка тут же повернулась, чтобы посмотреть строго и пытливо:

— Ты с ума сошел?

— Просто его к Артему надо доставить, — смутился я, — не ждать же, пока он сам отрегенерирует? Потом еще в лесу его ищи…

— Максим, — приподнялась она на локте, — он тебя чуть не убил! Я еле эту дрянь магическую из твоего тела выгнала! — возмутилась она в голос.

— Да, но в этом была моя вина, — почесал я затылок.

Если бы не ослабил внимание… Да и, конечно, князь есть князь — голыми руками через все защиты…

— Ты в детстве сколько раз на голову падал? — пристально смотрела Ника.

— Я не падал, — честно припомнил в ответ.

— Я не спрашиваю, падал или нет. Меня интересует — сколько раз. Максим! — не выдержала она показного спокойствия. — Я этого упыря лечить не буду!

— Это медведь, — поправил я.

— Вот именно, медведь! Я хирург, а не ветеринар!

— Ника, ну пожалуйста!.. — изобразил я то выражение лица, за которое мне обычно прощали забытую сменку и взорванную пристань.

— Ни за что! — поднялась она с земли и воинственно уперла руки в бока. — А если он на нас еще раз нападет?!

— Он не будет, — посмотрел я на медвежью тушу, старательно притворяющуюся дохлой. Мол, вдруг уйдем в самом деле, оставив его тут. Наверняка он до сих пор ослеплен и с серьезными повреждениями, раз не нападает, но в одиночку в лесу выжить сможет — нюх ему вполне заменит зрение, пока то восстановится, а конкурентов ему и близко никого нет.

— Да что ты говоришь! — едко отозвалась Ника на мое заверение.

— Он нам пообещает, — внимательно смотрел я на медведя. — А я буду тебе должен.

— Пытать начнешь — точно помрет.

— Зачем пытать? — продолжил я прежним тоном. — Вот, кстати, ты знаешь, что самое вкусное и съедобное у медведей — это пятки?

— Это ты к чему говоришь? — с подозрением уточнила девушка.

— Так ему все равно регенерировать несколько дней. А я проголодался.

— Максим, что ты говоришь вообще! Это же человек!

— То человек, то медведь… — проворчал я, поднялся и направился к медвежьей туше. — Во первых, это три тонны медвежатины…

За пять шагов до нее медвежатина стала медленно отползать в направлении леса.

— Вот, живой же! — обрадовался я. — Ты смотри, а ушки уже целые, раз нас слышит.

Князь в медвежьем обличье замер.

— Александр Олегович, — обратился я к нему, — варианта два. Либо вы даете слово, что будете вести себя хорошо, — тогда мы лечим вас, даем новую одежду и доставляем до внука. Либо мы пробуем ваши пятки на вкус, при вас. Вы же не полагаете, что меня можно убить просто так, без последствий? — оскалил я зубы.

Медведь нервно дернул ушами.

— Потом я оставлю вам жизнь, но проламываться через лес на чужой территории, уходить от всех загонных охот на такую крупную и ослабленную добычу и с позором добираться до внука вам придется самостоятельно. Решать, безусловно, вам.

— Я даю слово, — неохотно выдала медвежья пасть тоном, мало походящим на человеческий голос, но вполне разборчивым и понятным.

— Ника? — повернулся я к чуть ошарашенной девушке.

— Ты же не стал бы есть пятки живого человека? — шепнула она, проходя мимо.

— Да у меня даже костра нет, — развел я руками.

Та вроде успокоилась и продолжила движение. Затем запнулась, чтобы тут же резко обернуться, окатив подозрительным взглядом. Но в очередной раз требовать прямого ответа не захотела — возможно, для личного спокойствия.

Я же наблюдал со стороны, как зарождается вокруг Ники, присевшей рядом с медвежьей мордой, яркое сияние — второе солнце, ослепительное, но согревающее целебным светом только вниз. Коричневая туша содрогнулась и протяжно застонала, когда первые золотистые пылинки коснулись ее шерсти — на этот раз они были крупнее и грубее, опускаясь скорее лепестками взрослого дерева, чем еле заметной пыльцой.

Интересно, а лечить поверженного врага через злость к нему — это какой ранг?

— Терпи, — строго произнесла Ника, прижав дернувшуюся было морду к траве, — даже дети терпят, а тебе — двести лет!

И усовествленный князь подчинился, хотя время от времени волны боли проходили через его тело спазмами мышц, выходя из глотки низким рычанием. Знатно его потрепало.

Свет вливался в него что-то около десятка минут, пока Ника не отошла в сторону, погасив свой талант.

— Подлатала, — коротко подытожила она. — Дальше пусть к своим Целителям идет.

— Ходить-то сможет?