Коронованная пешка

— Так, значит, этот мажор уже не так тебя бесит? — Женя рывком сдёрнул с меня рубашку, толкая меня к спальне.

— Бесит. Но он оказался не таким уж… скотом, как мне могло показаться на первый взгляд.

— Хочешь поговорить об этом? — он щёлкнул застёжкой моего бюстгальтера, приглушая свет в спальне.

— Возможно… — распалить желание Женя, всё же, смог. — Только позже.

Подошли к кровати и я, утянув мужчину за собой, ловко упала на неё, оказавшись сверху. Жене такой поворот событий не понравился, но я сжала его бёдра своими ногами и, вцепившись руками в лямки майки, рванула её на себя, нежно касаясь губами подбородка Жени.

Руки мужчины требовательно легли мне на бёдра. Пальцы с силой впились в меня, что я чуть не зашипела.

— Ну уж нет! — вжала Женю в кровать, с улыбкой наблюдая за ехидным блеском его глаз. — Сегодня по моим правилам!

Но он и слушать меня не стал. Резко скинул меня, навалившись сверху.

— Нет, нет, нет…

Наши губы вновь встретились, только теперь сопротивления и желания останавливаться не было. Едва давая мне дышать, Женя уже злобно дёргал застопорившуюся молнию моих джинсов.

— Я чуть с ума не сошёл. Ты специально меня злишь? Просишь о помощи, зная, что не смогу отказать? Да? — горячие поцелуи обжигали, когда Женя запустив свободную руку в мои волосы, торопливо шептал. Покусывая мочку уха, возбуждённо выдыхал. Джинсы улетели на пол не без моей помощи. — Ты действительно сводишь меня с ума.

— А ты не знал, что я такая? Да? — вцепившись в его волосы, потянула его голову назад, нежно и тягуче целуя его подбородок и шею. — Знал же…

Женя неудовлетворённо зарычал и прижал меня к себе так крепко, что я почувствовала, как захрустели мои кости. С трудом выдохнув, расслабилась, поняв, что эту мини-битву я проиграла.

Да и чёрт с ним!

Привычные ласки разжигали желание.

Мы выдохнули почти одновременно, когда Женя, широко раздвинув мои бёдра, плавно вошёл. Эти волнообразные толчки неимоверно заводили. Потому что нам хотелось большего, но он специально тянул, доводя меня до звериного состояния.

Ему никогда не нравилась я нежная и робкая.

Это не могло продолжаться слишком долго. Женя добился своего. Но и я сдаваться не намерена!

Улучив момент, вынудила его поменяться местами. Теперь я сверху. И мне решать, как и что будет.

Жар бурлящей крови и дикая неудовлетворённость вынуждали кожу пылать. Я ненавидела это чувство, когда мне начинало казаться, что лицо полыхает огнём. Кусая губы, упёрлась рукой в ногу Жени и попыталась найти тот темп и ритм, что позволил бы освободить голову от глупых мыслей.

Женя попытался подняться, но я тычком руки, сдобренным отборными ругательствами, дала понять, что сегодня не тот день, когда нужно бодаться со мной.

Движения были резкими, распаляющими и дерзкими. Как и я. Или я только хотела такой быть?

Волосы противно липли к взмокшей спине. Запрокинув голову, сдерживала рвущиеся стоны. Женя хотел их услышать, поэтому неудовлетворённый моей инициативой, активно подключился. Резкое движение бёдрами и я чуть не потеряла равновесие.

Вспыхнув, упёрлась обеими руками в ноги, плюнув на всё. Я слишком близка к тому, чтобы получить то, что хочу.

Женя впился пальцами в мои ягодицы и перестал сдерживаться. Едва не сыпля искрами из глаз, до боли закусила нижнюю губу.

Нам давно не было так хорошо.

Слишком давно.

Сладостная судорога, от которой всё в голове превратилось в приятный кисель, стала концом быстрого и жаркого секса. Обессиленно легла на грудь Жене, позволив ему обнять меня и шептать всякие глупости.

Глупо, но почему-то именно сейчас, когда было всё так хорошо, я вспомнила слова Влада.

Хорошо ли мне с сильным мужчиной.

Хорошо ли?

Посмотрела Жене в глаза и мило улыбнулась, получив контрольный поцелуй в лоб.

Хорошо ли. Было бы хорошо, сказала бы Жене «да».

Хорошо ли…

Помешивая суп ложкой, смотрела папе в глаза. Он будто и не видел меня, словно я была прозрачной.

— Давай, пап, открывай рот.

— М? — он устало зевнул и несколько осоловело посмотрел на меня.

— Нужно поесть. Открывай рот.

— М-г-м, — отец что-то пробормотал и вновь отвёл взгляд.

— Открой рот, пожалуйста, — сама открыла рот, показывая папе, что нужно сделать.

Болезнь прогрессировала, и теперь он и вовсе не напоминал человека. Лишь отдалённо. Какими-то звуками и чертами. Не более. Лицо оплыло, кожа стала дряблой. Глаза потухли и казались стеклянными.

Непослушный язык больше не позволял ему говорить нормально. Будто у него каша во рту. Мямлил и гнусавил.

Особого желания говорить с кем-либо у него не было. Чаще просто мычал, ничего не замечая.

Хрипло закашляв, отдувался и испуганно махал руками.

— Тише, пап, тише! — поставила тарелку на стол и осторожно погладила отца по ладони. Тёплая, морщинистая. Родная. — Тише, всё хорошо.

— Г-г-ф, — грубо и жёстко кашляя, папа, наконец, открыл рот.

— Давай, тебе надо поесть. Ам! — отправила первую ложку папе в рот.

Он жевал медленно, не торопясь. Смотрел куда-то вдаль, явно витая где-то не здесь. Впрочем, он уже давно не здесь.

Ложку за ложкой. Я не торопилась, папа лениво жевал и моргал, напоминая мне большую куклу.