Коронованный лев

Откуда-то почти неслышно лилась музыка, и мы не сразу заметили, что ее такты каким-то образом складываются в рассказ. Это ни в коем случае не было сколько-нибудь внятной речью — смысл возникал в голове сам собой. Следить за ним оказалось довольно занятно, и мы с удовольствием принялись «слушать» зашифрованную сказку.

Жили-были в далеком будущем двое безумных ученых, — другие в сказках вообще попадаются редко, — решившие перекроить мир по своему вкусу. И вернувшись в далекое для себя прошлое, изменили ход истории так, что все следовавшие затем столетия оказались стерты, будто никогда их и не было, и будто все, кто жил в них, никогда не рождались и никогда уже не появятся на свет. И теперь никому из их мира остановить их уже нельзя. А вот мы пока еще можем. Так почему бы нам не сделать доброе дело, а заодно спасти самих себя?

Действительно — почему бы нет? С удовольствием! Продолжение сказки обещало быть интересным. А вот и пункт назначения: Шампань, десятое августа тысяча пятьсот семьдесят второго года — удивительная четкость названий и цифр для сна, врезающаяся в память, прожигающая себе в ней дорожку…

II. Шампанское

Увы, но сон прервался. И то, что я утыкаюсь носом в подушку, окончательно в этом убеждало. А жаль… Так ничего толком и не началось.

Открывать глаза не хотелось. Оставалась еще некоторая надежда на то, что сон вернется. Но потихоньку она рассеивалась. Да и подушка, похоже, сбилась. Не открывая глаз, я ткнула ее рукой — и она показалась мне какой-то странной на ощупь. И какое загадочное сцепление — то ли щека царапнула подушку, то ли подушка — щеку. Диванная? Еще больше меня озадачила даже не подушка, а мое собственное «самоощущение», возникшее при движении. Несколько минут я пыталась сообразить, что же меня может так озадачивать, но к определенному выводу не пришла. Между тем, сонливость продолжала развеиваться, и мне вдруг пришло в голову, что никогда поутру у меня не бывало такого отличного самочувствия, да еще в феврале. Подумав так, я зевнула напоследок и открыла глаза…

Ничего себе! Что еще за шутки?!

Подскочив на кровати, я села. Сердце заколотилось как заведенное, будто требуя, чтобы его срочно выпустили, причем выскочить оно, похоже, собиралось через макушку. Под левой ключицей что-то неприятно кольнуло, но мне было уже не до таких пустяков.

Где это я?! Кровать была незнакомой, вычурно-резной, с высокими подушками и фигурными столбиками. Постельное белье, хоть далеко не ветхое и не сыплющееся прахом, напоминало музейный экспонат — из плотной ткани, похоже, атласной, темно-красного цвета и покрытое тканым узором в тон.

В небольшое раскрытое окно в толстой стене лился мягкий утренний свет и врывался легкий теплый ветерок, влажный от недавно прошедшей грозы. Воздух был совершенно, ненормально, летним и будто лесным — очень чистым. И за окном пели птицы.

То, что внезапно могло наступить лето, поразило меня куда больше, чем причудливый гардероб того же музейного вида, большие бронзовые канделябры в откровенно барочном стиле и плотные занавеси с тяжелыми кистями. Соскочив с кровати, я бросилась к окну и высунулась наружу. Ни города, ни февраля там не было в помине. Так, так… без паники. Понятно! Я вздохнула с облегчением. Я просто все еще сплю. Мне же хотелось узнать, что будет дальше. Что ж, сурово и красиво — внизу открывался замковый двор, окруженный каменными стенами, чуть в стороне виднелась часть парка, а дальше угадывались по одну сторону обширные свободные пространства, по другую — темная масса векового леса. Невдалеке, невидимая отсюда, — я просто знала это, как часто бывает во сне, — катила свои синие волны Марна. Еще бледное небо, зелень и серый надежный камень, вызвали у меня мгновенное чувство пьянящего восторга — как результат на славу удавшегося эксперимента. Но вместе с тем… вместе с тем меня не покидало чувство смутной тревоги, какой-то ошибки, которая, казалось бы, не была впрямую связана ни с перемещениями во времени, ни с какими вселенскими катастрофами. Какое-то довольно мелкое недоразумение, о котором меня забыли предупредить, не опасное ни для жизни, ни для здоровья. Что бы это могло быть? Ответ как будто лежал на поверхности, на самом видном месте, и потому все время ускользал. А может быть, я сомневаюсь в том, что это сон? Может быть. Вот стена. Она каменная. И если ударить по ней кулаком…

— Ах ты, черт!..

Во-первых, больно, не стоило так сильно бить, до искр из глаз, сдирая кожу с костяшек, да потом еще стукаться лбом в выступающий оконный проем. А во-вторых… от звука собственного голоса у меня вдруг волосы встали дыбом, по коже прошел мороз. Что у меня с голосом? Он оказался глухим и хриплым, как рычание. А с рукой?.. Она могла бы принадлежать какому-нибудь не в меру ухоженному орангутангу… Я с ужасом посмотрела на другую — она была не лучше. Разве они мои?!..