Коронованный на кресте

ВЛАД-ЦАРЬ = царь, владеющий миром, Владимир;

МАЛКА-Я = мелкая, маленькая ростом царица;

ГАС-ПАР или ГАС-ТАР = казак-турок или казак-татарин.

Фоменко и Носовский объясняют, почему белокурая женщина — славянка, кстати, именно в таком виде изображенная в «Окне царей» в Кельнском соборе, превратилась потом в негритянку, то есть в черную женщину, а потом и в черного мужчину. Одно из возможных объяснений: в основе этого недоразумения (или сознательного искажения) было то, что западные европейцы спутали между собой два русских слова: «черный» и «красный», писавшееся иногда как «чермный». В русском языке есть хорошо известны выражения: «красна девица», «красна царица», в смысле «красивая царица», «прекрасная царица». Надо думать, великую царицу называли «прекрасной» независимо от того, была ли она красива на самом деле.

Это могло быть нечто вроде обязательного титула. Впрочем, надо отметить, что на витражах Кельнского собора она изображена красивой женщиной даже с современной точки зрения.

В результате близости слов «чермная» и «черная» классическое русское выражение «красная, красивая царица» вполне могло превратиться в произношении иностранцев, плохо знавших русский язык, из чермной царицы в черную царицу. Ну а черная царица — это, конечно, негритянка, незамысловато решили средневековые художники. И уверенно взялись за кисти… А трансформация в мужчину, вероятно, на совести позднейших комментаторов. Старались вычеркнуть из истории великую женщину — княгиню Малку, пришедшую на поклонение к Христу. И, надо сказать, весьма в этом преуспели.

Между прочим, становится понятно, почему поздние художники Западной Европы стали иногда изображать одного из волхвов в чалме. Обычно так рисовали волхва, которого они объявили негром или эфиопом, по той простой причине, что казаки и турки-атаманы действительно носили чалму. Чалма происходит от русского слова «чело», «лоб» (отсюда же шлем = шелом или челом, а также английское helmet = шлем).

Поздние художники уже путались в деталях древнего сюжета XI века, смешивали и перетасовывали достоверные детали подлинной истории. Они что-то смутно помнили о какой-то чалме, не очень ясно уже представляли, кто и почему ее носил, вот и изображали все эти подлинные детали в разных фантастических комбинациях.

Ранее Русь-Скифия и Турция составляли единое целое, входили в состав одной империи. Поэтому Владимир и Малка могли представлять собственно Русь-Скифию, а русский Каспар — турецко-атаманскую часть Скифии. В их лице Христу поклонилась вся огромная страна. И вся страна приняла христианство в качестве государственной религии. Это и было крещение Руси-Скифии в XI веке н. э. И лишь через несколько столетий возник раскол на мусульманство и православие.

А что же происходило потом, после поклонения трех волхвов Иисусу Христу в XI веке? Примерно через двести лет Русь-Скифия, превратившись уже в Русь-Орду, начала в XIII–XIV веках великое (монгольское) завоевание. В результате она подчинила своему влиянию многие страны, в том числе и Западную Европу.

Распространяя свою православную религию, она создала в разных частях разросшейся империи новые религиозные центры, в том числе и Готский (готический) Кельнский собор для хранения мощей волхвов. И совершенно правильно рассказывает нам сегодня традиционная история, что именно по приказу царя варвара-русского (то есть Барбароссы) перевозятся в Германию мощи волхвов. А если мы вспомним, что Фридрих Барбаросса принадлежал династии Гогенштауфенов, то есть готов, то в его полном титуле появляется и слово «гот», то есть «казак», то есть «татарин» (казак) — царь варвар русский. Потом, конечно, это первичное понимание имени царя было забыто, сознательно или бессознательно.

И недаром, согласно той же традиционной истории, в XIII веке на месте якобы «старого храма» начали возводить готический Кельнский собор, Gothic Cathedral. Готы, как отмечают авторы новой хронологии, — это средневековые русские казаки. Таким образом, скорее всего готский Кельнский собор начали возводить готы-казаки по приказу царя Барбароссы = Варвара-Росса. Кстати, оказывается, Кельнский собор вовсе не такой уж древний, как нас уверяет наша история.