Коронованный рыцарь

Это, впрочем, не помешало ему милостиво выслушать доклад Ивана Павловича Кутайсова о просьбе Ирены, умолявшей государя похоронить своего несчастного мужа по христианскому обряду, ввиду того, что он несомненно покончил жизнь самоубийством «не в своем уме», так как в ином состоянии не осмелился бы идти против воли своего государя.

Павел Петрович приказал разрешить.

— Если бы вы видели, ваше величество, что делается с несчастной женщиной.

— Что, ужели жалеет? Не стоит… — отрывисто и совершенно в нос, что служило признаком крайнего раздражения, сказал государь.

— Убивается, страшно убивается… — вздохнул Иван Павлович. — Не оттащить от гроба, не наглядится… Исхудала, глаза опухли, куда красота девалась…

— Сердце женщины — загадка… — заметил государь.

— Истину изволили сказать, ваше величество, святую истину… А все-таки больно смотреть, жаль, бедняжку, как бы не отразилось это горе на ребенке.

— А разве она?..

— Так точно, ваше величество…

— Он жил с ней, как муж с женой, до последнего времени? — спросил государь.

— Нет основания ей не верить. Отношения ее к другим вне всякого подозрения, — заметил Иван Павлович.

— Негодяй!.. — сквозь зубы произнес Павел Петрович.

— Да, уж именно, ваше величество, о покойном, не тем будь он помянут, можно сказать: «Худая трава из поля вон».

— Вот и узнавай людей… Можно ли было ожидать этого.

— Действительно, поразительно, ваше величество, примерный офицер, тихий, скромный…

— А вот поди ж ты, кто оказался… Все время лгал, притворялся… Уж на что я знаю людей… и я ошибся… — заметил государь, отпуская Кутайсова с милостивым разрешением просьбы Ирены.

Потайная дверь, везущая на винтовую лестницу, соединявшую квартиру покойного Оленина с квартирой Родзевич, была открыта настежь.

В квартире Виктора Павловича распоряжалась всем Цецилия Сигизмундовна, устраняя дочь, действительно казавшуюся убитой безысходным горем.

Нарисованный Кутайсовым императору портрет неутешной вдовы Олениной не был ни мало преувеличен.

По получении высочайшего разрешения, у гроба начались панихиды.

На них съезжался весь великосветский Петербург.

Даже знавшие покойного Виктора Павловича Оленина по наслышке, пришли поклониться его гробу.

Их влекло, конечно, не желание отдать последний долг усопшему, а просто любопытство видеть жертву последней модной истории, а главное оставшееся в живых действующее в ней лицо — вдову покойного Ирену, которая до сих пор все знали девицею Родзевич.

За каждой панихидой Ирена Станиславовна обязательно оглашала залу истерическими рыданиями и по несколько раз лишалась чувств.

Есть женщины, выработавшие в себе до совершенства искуство обмороков и столбняков.

К выдающимся представительницам последних принадлежала и Ирена Оленина.

Еще в раннем девичестве она проделывала все это перед своей теткою.

Упасть в глубоком обмороке или в истерическом припадке для нее было делом минуты.

Симуляция была до того правдоподобно-естественна, что вводила в заблуждение даже врачей.

Видя отчаяние вдовы Олениной, многие из державшегося упомянутого нами мнения большинства поколебались и стали склонять свои симпатии на сторону «несчастной убитой внезапным горем женщины».

Большое влияние имело, впрочем, и огласившееся мнение об этой истории государя.

Наступил день похорон. С необычайной помпой и подобающими почестями вынесли гроб с останками Оленина и на руках понесли но Гороховой, Загородному и Невскому проспектам в Александро-Невскую лавру.

Ирена Станиславовна, в глубоком трауре, шла вслед за гробом всю дорогу пешком, поддерживаемая под руки ее братом Владиславом Родзевич и графом Казимиром Нарцисовичем Свенторжецким.

Двойной густой креповый вуаль мешал видеть выражение ее лица.

Масса народа шла за гробом, сотни экипажей тянулись за провожатыми.

После отпевания в церкви, в главном храме Лавры, гроб был опущен в могилу на лаврском кладбище. Ирена Станиславовна с рыданиями бросилась было за гробом, но ее с силой удержали и оттащили от могилы.

Могилу засыпали.

Ирену Станиславовну усадили в карету с ее теткою. Карета выехала из ворот Лавры, куда была подана. За ней двинулись и многочисленные провожатые, экипажи которых рядами стояли у монастырских ворот.

Часть провожатых возвратилась в квартиру Оленина, где внизу и наверху был сервирован роскошный поминальный обед.

С кладбища уже почти все вынесли чувство сожаления к несчастной вдове и осуждение легкомыслию покойного. Иные шли даже и далее обвинения в легкомыслии. Ирена Станиславовна убивалась недаром.

Прошло несколько дней.

Снова наступило воскресенье — день приема во дворце.

В глубоком трауре, на самом деле несколько похудевшая, с опухшими от слез глазами, стояла Ирена Станиславовна среди ожидавших выхода императора из церкви.

Государь вышел и тотчас заметил Оленину. Он подошел к ней быстрыми шагами.

— Ваше величество… — начала было Ирена.

— Пройдемте дальше… — сказал Павел Петрович.

Он провел ее в кабинет и, как в первый раз, плотно затворил за собой дверь.

Ирена Станиславовна упала к его ногам.