Коронованный рыцарь

— Но в чем же заключается то дело, о котором вы хотите говорить с государем? Я снова прошу вас сказать мне… Может быть, смотря о его важности, я и найду возможность тотчас же доложить о вас и о вашем желании, хотя опять же не ручаюсь за успех. В какой час скажется, как выслушается.

— Это я могу сказать только лично государю…

— Не настаиваю… не настаиваю… Но в таком случае, вот что придумал я…

Кутайсов остановился.

— Что же вы придумали? — злобно-насмешливо спросила рассерженная неудачей Ирена Станиславовна.

Иван Павлович не заметил или не хотел заметить этого тона…

— Вы можете говорить и видеться с государем послезавтра.

— Послезавтра? Где и как?..

— Послезавтра, в воскресенье… В приемной дворца, по окончании обедни.

— Но там будут и другие?

— Да.

— Это неудобно…

— Ничуть, вам не придется говорить при других, государь пригласит вас в следующую комнату или даже в кабинет.

Иван Павлович подробно рассказал ей правила воскресных приемов, не скрыв, что многие посетители так и не могут добиться, чтобы государь обратил на них свое внимание.

— А если так случится и со мною?.. Мне не только три воскресенья, но даже до следующего ожидать невозможно.

— С вами этого не случится… Я сумею приготовить государя к вашему появлению и вы будете иметь, повторяю, возможность говорить с ним послезавтра.

— Тогда мне все равно, я вам очень благодарна, — уже более спокойным тоном сказала Ирена.

— Теперь вопрос о вашем костюме.

— О костюме? Разве это так важно?

— Важнее, чем вы думаете… Чрезвычайно трудно, вообще, приноровить дамский наряд к прихотливому вкусу государя…

— Я одену русское платье… При дворе оно принято…

— Было, было, красавица, а теперь избави вас Бог надеть этот наряд, заимствованный императрицею Екатериною, во время посещения ею города Калуги, от тамошних купчих… Государь терпеть не может его.

— Тогда я оденусь пышно, по моде…

— Не знаю, что сказать вам на это… Иногда государь бывает недоволен этой выставкой перед ним суетной роскоши и высказывал не раз, что он гораздо более любит скромные, женские наряды, нежели пышные…

— Значит, я и оденусь просто…

— Решительно и этого посоветовать не могу… Он бывал часто недоволен и простотой наряда, не соответственно средствам дамы и считал это неуважением, оказанным его особе.

— Однако, вы правы, что это очень трудный вопрос…

— Очень трудный, красавица моя, очень трудный… Самый цвет платья требует счастливой угадки; иной день его величеству не нравятся яркие цвета, а другой темные, а между тем, произвести на него при первом появлении, чем бы то ни было, неприятное впечатление означает испытать полный неуспех в обращенной к нему просьбе…

— Благодарю вас, граф, за указания… Я сама постараюсь придумать себе туалет и надеюсь, что женским чутьем угадаю ту гармонию цветов и то соединение роскоши и простоты, не переходящих границ, которые не должны будут произвести на его величество дурное впечатление.

— Так, так, красавица… Это, пожалуй, верно… В этом случае относительно туалета, действительно, женский ум лучше всяких дум.

Условившись с Иреной, что она будет в Зимнем дворце в воскресенье, к известному часу, Иван Павлович простился, с чувством поцеловав ее руку.

Остальной вечер и следующий день Ирена Станиславовна провела в обдумывании предстоящего свидания с государем вообще, и в частности подробностей своего туалета.

Отправляясь во дворец, она постаралась прибрать такой наряд, чтобы он не бросался в глаза императору особенною пышностью, но чтобы в то же время не обратить его внимания излишнею простотою.

Это ей, действительно, как нельзя более удалось. Ранее обыкновенного поднялась она в тот день с постели и уже к исходу восьмого часа была в приемной Зимнего дворца.

Ей пришлось ждать недолго. Дверь из церкви отворилась и в зале появился государь.

Он был в своем обычном костюме.

Большие ботфоры и белые лосины на ногах, узкий мундирный двубортный фрак, застегнутый на все пуговицы, с широкими рукавами.

Павел Петрович, как мы знаем, не был красив. Он был очень мал ростом и ходил, топыря грудь и вышвыривая ноги.

Лицо его было чистое, белое, с розоватым оттенком, нос маленький и вздернутый, а под ним несоразмерно большой рот, глаза светло-голубые, всегда соловые, кроме минут гнева, выражение лица доброе и беспокойное…

Государь, окинув быстрым взглядом собравшихся в приемной, быстрыми шагами подошел к стоявшей несколько в стороне Ирене.

— Что вам угодно, сударыня? — несколько в нос, по обыкновению, спросил он.

— Ваше величество… — нервным шепотом начала Ирена, — перед вами несчастная обманутая и поруганная женщина, жертва мужского сластолюбия и эгоизма…

Она приложила платок к глазам.

— Пройдемте дальше, здесь неудобно, — заметил Павел Петрович более ласковым голосом.

Видимо, красота просительницы не осталась незамеченой, а ее прерывистый шепот вызвал в нем сострадание. Он двинулся из приемной. Ирена следовала за ним. Государь привел ее в кабинет и плотно затворил за собою дверь.

— Говорите!.. Нас не слышит никто, — сказал император.

— Государь…