Коронованный странник

Судя по подписи, поставленной на последнем листе, тетрадь была заполнена записями, сделанными академиком Петром Мефодьевичем Доценко, отцом Натальи Петровны. Вначале академик сообщал, что его вызвали в Народный комиссариат внутренних дел для изучения дел, обнаруженных в архиве, находящемся в Ленинграде, в период проведения ремонтных работ, когда за снесенной капитальной стеной нашли вместительный тайник. Документы лежали в тайнике более ста лет, но по причине сухого микроклимата совсем не пострадали. Но вовсе не это обстоятельство удивило академика - внимательно изучив бумаги, он был поражен тем, что исторические события конца первой трети XIX века, имевшие место в России, получали иное толкование. Главные действующие лица этих событий действовали не так, как об этом писалось в учебниках и даже в солидных монографиях. Хорошо известные факты, хоть и оставались фактами, но неожиданно приобретали иную окраску, будучи следствием совсем иных человеческих мотивов.

Доценко сообщал, что, по изучении дел, он составил пространную записку с изложением результатов работы, и тут же не преминул высказать свои соображения по поводу того, что найденные документы способны перевернуть привычные представления об историческом процессе, протекшем за последние сто с лишним лет, однако предлагал незамедлительно опубликовать их. Академик считал, что таким образом будет восстановлена истина. В заключение Доценко сообщал о том, что за ним установлена слежка и сетовал на самого себя за поспешное предложение предать гласности содержание найденных бумаг...

Поразмышляв над прочитанным пару вечеров, врач вскоре забыл о тетради и порой вспоминал о ней с улыбкой, уверившись в том, что не академиком Доценко была заполнена она, а психически больной женщиной, бредившей иллюзиями, которые переносили её в иной мир, где шуршали бальные платья, сверкала бахрома эполетов, звенели шпоры, где все говорили по-французски, верили в справедливость и где не оставалось места для хамства торгашей и нищенского подаяния, называющегося пенсией.

А как-то раз, находясь в компании, врач разговорился с одним литератором и с улыбкой., боясь, что тот сочтет его предложение неуместным. порекомендовал ему прочесть записи больного человека, способные дать пищу для размышлений о природе человеческой натуры и, возможно, послужить фундаментом для занимательного романа, не исторического, конечно, а в некотором роде мистифицирующего читателей.

Писатель, давно уже испытывающий некоторый духовный вакуум и дефицит вдохновения, взяв у врача записки Доценко (или его дочери) со снисходительной улыбкой, был тем не менее потрясен прочитанным и, не боясь. что и его самого может постигнуть участь несчастного академика, написал повесть, связав факты, почерпнутые в тетради, мостами воображения, будучи всецело уверенным в том, что сами факты могли быть в истории нашего Отечества.

ЗАГОВОР В БОБРУЙСКЕ

Да, недаром Александр Павлович, русский император, в глубине души счиатл себя военным стратегом. Как можно было отказаться от проекта генерал-майора Оппермана, когда последний в 1810 году принес ему проект строительства сильной крепости на возвышенном месте. там, где река Бобруйка впадала в Березину.

- Что ж, генерал, - осветилось приветливой улыбкой лицо царя, - твой план изряден. Построим крепкий опорный пункт в Полесье, и тогда вся Западная граница окажется под нашим неусыпным присмотром.

- Все верно, ваше величество, - расстаял Опперман, - вы - гениальный провидец. При помощи Бобруйской крепости мы запрем ворота Российской империи на замок. Вся Европа станет завидовать вам.

- Ну так возьми на себя дело по возведению крепости. В средствах можешь не стесняться. Речь идет о благе моей страны.

- И Александр, чрезвычайно довольный собой, поднялся. давая генералу понять, что аудиенция окончена. Мог ли знать "гениальный провидец", какую роль в его судьбе сыграет крепость, о строительстве которой он отдал приказ с такой охотой и легкостью?

- Бобруйская крепость росла быстро, как гриб на промоченной дождем земле. Согнали тысячи крестьян, привели полки, и при помощи копеечного да и вовсе бескопеечного труда, при содействии затрещин, зубокрошения и розог появился вскоре на господствующей над местностью высоте вал с целью бастионных фронтов, усиленных равелинами. Не забыл мудрый Опперман вырыть и замаскированные волчьи ямы, пороховые погреба, устроить блокгаузы и казематы для гарнизона. И один лишь Бог ведал, сколько казенных рубликов осело в карманах инженеров и подрядчиков, но состояние казны было вопросом не их заботы - главное бы к сроку поспеть, так и поспели ведь...

В июле 1812 года корпус славного маршала Даву появился в окрестностях Бобруйска, и жерла трехсот тридцати пушек крепости смотрели на французов так грозно и авторитетно, что те прямой атаки не предприняли и только блокировали Бобруйск, что и требовалось русским, чтобы спасти армию Багратиона, сковав французские полки.