Норов посмотрел на обоих офицеров строгим, значительным взглядом. Те молчали, считая доводы Базилия небезосновательными. Но Бестужев-Рюмин опомнился быстро, резко вскочил на ноги, крикнул:
— Федька, Федька! А ну, поди сюда! Слышу, что ты в сенях самоваром гремишь!
Денщик, имевший лицо заспанное и немного пропитое, явился не сразу, встал у двери, переминаясь с ноги на ногу. Муравьев-Апостол же вопросительно взглянул на Мишеля:
— Ну, и чего ты от сего эфиопа хотел?
— А узнать желал, что мнит твой эфиоп об особе государя нашего!
— Да что ты делаешь! — кинул Серж на Норова, который улыбался, поигрывая султаном кивера, испуганный взгляд. — Замолчи!
— Нет, не замолчу! Ну, Федька, отвечай да и не бойся ничего. По сущей правде отвечай!
На глупой роже Феди мелькнула лукавая улыбка, но тут же физиономия его вновь приняла выражение сонного покоя, и денщик тягуче заговорил:
— Его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответа дать не должен, но силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благоизволению управлять — артикул двадцать!
Норов беззаботно рассмеялся:
— Вот, видите, что я говорил?!
— Да ты постой, постой, Базиль! — вскричал Бестужев-Рюмин. — Пусть ответит эфиоп: а что, ежели на особу государя кто-либо покусится? Федька, отвечай немедля!
Денщик вздохнул, но проговорил с заученной готовностью:
— Если кто подданный войско вооружит или оружие предпримет против его величества, или помышлять будет помянутое величество полонить или убить, тогда имеет тот и все оные, которые в том вспомогали или совет свой подали, яко оскорбители величества четвертованы быть. Артикул девятнадцать!
Бестужев-Рюмин к Феде подбежал, схватил за рукава мундира, с мольбою в голосе сказал:
— Федюша! Но ведь сие артикулы глаголят, а ты сам-то что разумеешь?
— Не могу знать, ваше благородие! — отчеканил денщик. — Согласно артикулов и мыслю, никак иначе!
Бестужев-Рюмин толкнул служивого так сильно, что тот распахнул спиною дверь, прокричал:
— А и пошел тогда прочь, колода, дурень недоношенный!
И когда смущенный Федя скрылся за дверью, весь опустошенный повернулся к офицерам:
— У дурака спрашивать не следовало…
Норов с веселым лицом встал из-за стола, взял в руки кивер:
— А они все такие, господин прапорщик. На кого полагаться? О том я вам и толковал недавно.
Помолчали, а после Серж с большой надеждой в голосе спросил:
— Стало быть, Базиль, и не полагаться нам на тебя?
Норов пожал плечами, провел рукой по густым, волнистым волосам, ответил:
— Сам пока не знаю. Может быть, в карауле будучи, явится ко мне… минутка, мгновение такое, да и решусь я на арест царя. А на сей момент план ваш мне неисполнимы кажется, ибо исполнение его не токмо от меня. как видите, зависит. Хотя, скажу, строй республиканский и уничтожение самовласти и мне идеей занятной кажется. Теперь же прошу покорнейше отпустить меня — к полковнику спешу с рапортом.
Кивком головы попрощался он с молчащими офицерами и, не надевая кивер, вышел из барака.
Серж и Мишель молчали, даже не смотрели друг на друга. Потом Бестужев-Рюмин, осушив кружку, со сморщенным от досады лицом, тихо проговорил:
— Не Федор дурак, не Федор, а я! Зачем нужно было при этом… при этом блюдолизе великокняжеском у эфиопа об особе императорской вопрошать? Все дело изгадил!
— Да, напрасно ты это сделал, — задумчиво произнес Мураеьв. — Но только не тревожься — решится Базиль на арест Александра. Он только очень осторожный этот наш Васенька Норов, потому-то прямо и не ответил.
— Нет, не осторожный он! Да и не наш он вообще! Для чего привел ты его? Зачем прожект ему открыл? Почему не проткнул я его шпагой или кинжалом? Вынесли бы ночью да и закопали бы где-нибудь. Теперь же донесет он на нас Николаю или коменданту, и все дело наше насмарку пойдет! Арестуют, и не сумею я в императора на смотре выстрелить, о чем тебе говорил! Ах, натворили делов! Задним умом сильны!
И Бестужев-Рюмин ещё долго сидел за столом рядом с пустыми бутылками из-под портера, подперев обеими руками голову, а Муравьев-Апостол даже не пытался утешить его. Он и сам сомневался в том, что Базиль Норов решится арестовать того, кому давал присягу. Лишь в одном был уверен Серж — Базиль их ни за что не выдаст.
2
«ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО, ПРОСНИТЕСЬ!»