Короско

Для всех остальных имя Абдеррахмана ничего не значило, но полковник Кочрейн, служивший некогда на Востоке, слышал, что этот человек пользовался репутацией чудовищной жестокости и беспощадного фанатизма. Оба эмира некоторое время совещались между собой, затем они долго и упорно смотрели на кучку унылых пленных, причем младший из двоих что-то объяснял, а старший слушал с мрачным, бесстрастным выражением лица.

– Кто этот красивый седобородый араб? – спросила мисс Адамс, первая очнувшаяся от общего удрученного состояния.

– Это теперь их вождь и предводитель! – сказал полковник Кочрейн.

– Неужели вы хотите сказать, что он теперь примет начальство над всеми нами и над тем другим, чернобородым?

– Да, леди, – ответил драгоман, – он теперь начальник над всеми!

– Что касается меня, то я предпочитаю быть в его власти, чем во власти этого чернобородого, – сказала мисс Адамс, глядя на племянницу. – Не правда ли, Сади, дорогая, ты теперь себя лучше чувствуешь, когда жара немного спала?

– Да, тетечка, не беспокойтесь обо мне, сами-то вы как себя теперь чувствуете?

– Я чувствую себя бодрее, чем раньше. Мне совестно, что я подавала тебе такой скверный пример своим малодушием. Но я прямо голову потеряла при мысли, что мне скажет твоя мать, которая доверила мне тебя… Боже мой, в бостонском «Геральде», вероятно, будет помещена заметка об этом! Боже мой…

– Ах, бедный мистер Стюарт! – воскликнула Сади. – Слышите, как он все время не перестает бредить! Посмотрим, тетя, не можем ли мы что-нибудь сделать для него?

– Меня сильно тревожит участь госпожи Шлезингер и ее ребенка, – сказал полковник Кочрейн. – Я вижу вашу жену, Бельмонт, но не вижу никого больше!

– Они ведут ее сюда! – воскликнул Бельмонт. – Слава Богу! Теперь мы все узнаем. Они не сделали тебе вреда, дорогая Нора? – и он кинулся вперед, чтобы схватить и поцеловать ее руку, которую она протянула ему, когда он помогал ей спуститься с верблюда.

Милые, ласковые серые глаза миссис Бельмонт и ее приветливое спокойное лицо успокоительно подействовали на всех.

– Бедняжки, – сказала она, – глядя на вас, я вижу, что вам было гораздо хуже, чем мне. Нет, право, дорогой Джон, я чувствую себя прекрасно, даже не ощущаю особенно сильной жажды, так как мы наполнили свои бурдюки водою у Нила, и мне давали пить вволю. Но отчего я не вижу мистера Хидинглея и мистера Броуна, ведь они отправились вместе с вами?! А бедный мистер Стюарт, что с ним?

– И Хидинглей, и Броун покончили свои счеты с жизнью, – ответил угрюмо ее супруг, – и ты не поверишь, дорогая, сколько раз я благодарил Бога за то, что ты не была с нами. А теперь ты все же здесь, дорогая моя!

– Где же мне и быть, Джон, как не подле моего супруга?! И, право, мне гораздо, гораздо лучше здесь, чем было бы там, в Хальфе!

– Дошла ли до города какая-нибудь весть о случившемся? – спросил Кочрейн.

– Одной шлюпке удалось уйти от арабов. Миссис Шлезингер с ребенком и няней уплыли на ней. Я находилась внизу, в каюте, когда арабы ворвались на «Короско»; те, кто был на палубе, успели сесть в шлюпку и бежать – шлюпка была уже спущена и совсем наготове. Арабы стреляли по шлюпке, и я не знаю, был ли на ней кто-нибудь убит или ранен!

– Они стреляли по шлюпке? – переспросил Бельмонт. – Прекрасно! В таком случае их выстрелы могли слышать в Хальфе. Как вы думаете, Кочрейн? Погоня, вероятно, несется за нами по горячему следу, мы каждую минуту можем надеяться увидеть белые пулари британского офицера!

Но на этот раз Кочрейн оставался холоден и недоверчиво отнесся к возможности спасения.

– Если они не выехали в составе сильного отряда, то пусть лучше вовсе не являются, – сказал Кочрейн, – эти люди не из тех, с кем легко справиться. Главари их опытны в военном деле; с ними придется сражаться не на шутку.