Короткая ночь долгой войны

Однако мои предположения не сбылись, Умнов оказался стеснительным и флегматичным только на земле. В бою же, как я скоро убедился, никогда не терял самообладания, не суетился, действовал осмысленно. Ведь как бывало? Увидит воздушный стрелок - живая душа, - как наползает этакая чертовщина с двумя килями и пыхает на него из четырех пушек, не считая стольких же пулеметов, так мороз по коже продирает, заикаться начинает бедняга стрелок и тарахтит - не поймешь что. Умнов передавал информацию правдиво, лаконично, четко, по уставу:

- Старшой, справа изготовилась к атаке пара «худых», ракурс... удаление... Доверни пятнадцать градусов вправо, и я покажу им где раки зимуют...

- Молодец, хорошо следишь за воздухом! - отвечаю, а сам думаю скептически: «На тебя я надеюсь, лицом в грязь не ударишь, но ты работаешь в комплексе с техникой, а она порой того... Как тогда летом на Голубой линии... Я один, без напарника, меня атакуют фашистские флигеры из эскадры «Удет», а в крупнокалиберном пулемете стрелка обрыв гильзы».

Эх, и хватил я тогда лиха-злосчастья! Чего только не вытворял, чтоб увернуться из-под расстрела в воздухе! Перегрузки - умопомрачительные, эволюции - сногсшибательные; нужда заставила вспомнить свое истребительское прошлое, хотя нынче я штурмовик... Умнов не спрятался тогда на дне кабины, пыхтел, обливаясь потом, выковыривал упорно отверткой из патронника оборванную гильзу. А когда немцы уж очень наседали, пулял по ним ракетами, отпугивал, восклицая с досадой: «Какое свинство!.. Мешают работать...» Неисправность устранил, и мы закончили полет удачно, а я успел еще свалить одного немца. Другому, видимо, не понравилась такая война, улизнул куда-то.

Приземлившись, я похвалил Умнова за настойчивость и выдержку.

- В награду получишь сегодня двойную фронтовую порцию вместо одной. (Нам выдавали после полетов по сто граммов водки «для снятия нервного напряжения»).

- Спасибо, старшой, но я не пью спиртное

- Как то есть?

- Не люблю. Пусть мою порцию вам отдают. Всегда.

Сказанное Умновым в присутствии техника сразу стало достоянием полка. Во когда позеленели от зависти мои коллеги!.. Это же надо! Такого бесценного стрелка упустили! «Ух, эстет двухсотграммовый» - стали обзывать меня за глаза.

Вот уже сутки летаем на Керчь, вторые, третьи... На пятые - новость: высажен еще один десант, южный, возле деревни Эльтиген. Морская пехота продвигается быстро, вот-вот отрежет Керченский полуостров от Крыма. Поэтому авиацию фронта нацелили туда.

Но не прошло трех дней, как погода резко изменилась, подул известный своим подлым нравом бора. Уж если он разойдется, то не на сутки вспучит воды, и даже не на неделю. Поднялся такой штормяга, что море не просто взревело, а взвыло, словно от боли, и перевернулось вверх тормашками. Бора с ног валит, крыши сносит, вагоны с рельсов сшибает, а что уж говорить о легких катеришках, баркасах, сейнерах и прочей мелкой посудине, на которой высаживали десант! Мы, летчики, с презреньем обзывали сей, с позволенья сказать, флот «тюлькина армада». До войны рыбаки пользовались им, чтоб ловить хамсу да тюльку под Бердянском, теперь посредством этих байдаков пытались снабжать войска всем необходимым для боя. Конечно же бора сделал им оверкиль, и они беспрепятственно опустились на дно пролива.

К этому времени немцы подкинули в Феодосию пушечных сторожевиков, подтянули к Керчи авиацию и пустили на эльтигенцев танки. Со всех сторон стали прижимать их к берегу, а отбиваться чем? Снабжение боеприпасами и продовольствием прекратилось. Тысячи моряков и пехотинцев оказались зажаты между Соленым и Черубашским озерами в отчаянном положении. Сутками напролет на них сыпались снаряды, мины, бомбы, волнами атаковали танки. Если не было в воздухе наших самолетов, тут же появлялись пикировщики Ю-87 и, завывая устрашающе сиренами, терзали и крошили плацдарм, Клочок прибрежной земли стал поистине огненным.

А коварный бора лютовал, не прекращался ни на час, словно заранее снюхался с врагом против нас. Мы летали до изнеможения, что называется, на износ. По пять боевых вылетов в день совершали!

Что такое пять вылетов на штурмовике? Много это или мало? Для человека несведущего количество вылетов ничего не объясняет, так же как не обьясняет ничего и число заходов на цель. А мы иногда делали их по шесть в одном вылете, тридцать атак в день! Спроси пехотинца, танкиста, сколько раз за войну ходил он в атаку? То-то...

Выматывались до предела, отдохнуть - ха-ха! Да и кому в голову пришло бы такое, когда за проливом гибнет наш десант!

...Пятый вылет по переднему краю фашистской обороны приходится делать в сумерках. Навстречу ползут рваные свинцовые тучи, видимость - трудно хуже придумать. Впереди однообразное мутно-серое полотно земли, оттуда нас будут угощать от всего сердца... Ждем начала «угощения», но гроздья взрывов возникают не в воздухе, а внизу. Меня крепко встряхивает. Что за чертовщина? Мы же над своими! Неужто наводчики очумели и молотят по нас? Что же это получается? Бей своих, чтоб чужие боялись?