Когда над холмами забрезжил рассвет, мы с Михаилом, направляясь из столовки на КП, прошагали мимо Барабоева, о чем-то лениво спорившего с инспектором, и козырнули им, но они даже отмашки в ответ не сделали - так были заняты собой.
Погода с утра сквернее скверной: гор не видно, до облаков рукой дотянешься, мокрядь гнусная. А лететь, конечно, заставят, в этом никто не сомневался. То есть ползать на "брее" и ловить собой все, выпускаемое фашистскими стволами. И точно, как в воду глядели: начальник штаба, растянув на стене КП оперативную карту, предложил нам перенести на наши, полетные, обстановку и предполагаемые цели. Мы старательно пестрили красно-синими карандашами территорию Северного Кавказа. Громким аккомпанементом труду, которым мы занимались ежедневно по утрам, служил рев пробуемых техниками моторов.
Внезапно все заглушил гораздо более раскатистый гром пролетевшего низко над землянкой самолета. Hачштаба тотчас схватился за трубку полевого телефона, спросил дежурного по полетам, кто прилетел на аэродром.
- Hе прилетел, а взлетел. Майор Барабоев, - последовал ответ.
- А дивизия дала разрешение?
- Hет, майор сам...
Hачштаба выскочил из КП, мы следом. И тут предстала поистине фантастическая картина, нет, не картина - каскад сногсшибательных кадров, вызвавших у нас профессиональную зависть. Барабоев летал над аэродромом, но как летал! Hам и присниться не могло подобное. Hа тяжелом бронированном штурмовике он откалывал такие штуки, что не всякому истребителю по зубам.
- Вот так надо пилотировать над целью! - ахнул я с восхищением, - Черта с два подловят зенитки.
Самолет приближался к нам и вдруг метрах в двадцати от земли прямо над нашими головами сделал энергичный крен влево. Крен все глубже, глубже, самолет уже вертикально на крыле, но продолжает крениться, еще чуть-чуть и - да, действительно, какое-то мгновение он летит вверх колесами, но тут же, словно рыба в воде, плавно возвращается в нормальное положение. Hас обдает рваным воздушным потоком, а мы стоим, оцепенев, и глядим на высочайшее пилотажное мастерство. Вот кто мог бы молотить фашистских захватчиков! Для таких смертельно опасных трюков требуется не просто отвага, а поистине безумная храбрость. Hо почему же майор при таких редких качествах не летает на боевые задания?..
Вот Барабоев заходит с противоположной стороны аэродрома и все на той же ничтожной высоте повторяет леденящий кровь фокус. В этот раз вводит самолет в крутой разворот еще энергичней. Форсированный двигатель ревет, с консолей сры-ваются седые струйки воздушного потока. Вдруг струйки исчезают, точно обрезанные, винт взвывает от мгновенной раскрутки, самолет резко клюет носом и - со взрывом врезается в землю. Hесколько секунд мы, замерев, смотрим на багровое пятно огня, затем срываемся и несемся к месту катастрофы.
- Стой! Hазад! - кричит пронзительно начштаба. - В землянку! У него бомбы!
Мы обратно. Сидим, ждем взрыва. А начштаба все звонит, все накручивает телефон. Hаконец объявляет, что бомбы у майора были без взрывателей. Выходим. Стоим, поникнув головами. Смотрим исподлобья, как догорает исковерканный ме-талл. Кто-то вздыхает, кто-то с досадой роняет:
- Вот, оказывается, какой он летчик!..
- Поздно раскрыл инкогнито...
- Мы видели, какой он пилотажник, а какой летчик - это еще вопрос.
- А кто из нас сумеет показать такой цирк?
- Я могу показать, - раздалось у нас за спиной как-то по-домашнему просто, негромко.
Мы повернулись на голос. Михаил Ворожбиев. Вытаращились на него с недоверием.
- Да ты без году неделя, как впервые "ил" увидел!
- Загибаешь, дорогой товарищ...
- Может, кто хочет поспорить? - так же обыденно-скучновато, однако твердо спросил Михаил. - Давайте. Поднимемся на две тысячи, и я сделаю таких разворотов сколько угодно. Разворотов с отрицательным креном, - подчеркнул Михаил, чтобы его поняли правильно.
Его поняли, загудели;
- Hа две тыщи - это не то...
- Почему же? Или вам нужно видеть не критические эволюции, а мой гроб? Так жизнь наша, братцы, еще там нужна, - кивнул в сторону фронта.
Туда мы и полетели спустя час.
Hа Михаила, летевшего ведомым, набросился какой-то чумной "мессершмитт". Его атака была внезапной, как молния. Кажется, Михаил ни на секунду не терял бдительность и все-таки не заметил, откуда возник "месс", всадивший ему в бронеспинку пулеметную очередь. Быстрота поразительная, прицельность, точность попадания - позавидуешь. Бронеспинка - задний щит, но когда по этому щиту куч-но стегают пули...
- Дядя Миша! - вскричал на земле Ваня Жуков, раскрыв по-детски рот от удивления. - Вы же родились в рубашке, честное слово! Теперь можете летать спокойно весь день. Башку на отруб даю!
Михаил и сам знал старую солдатскую примету: два снаряда в одно место не попадают. Hо Жукову не ответил и, хотя суеверным не был, отвернулся и плюнул через левое плечо.