Короткая пятница и другие рассказы[Сборник]

— Нет, я сама сяду на стул. Где он стоит, сеньор? Я не вижу.

Я встал, нашел в темноте девушку и подвел ее к стулу. Она почти повисла на мне и вся дрожала. Я хотел зайти в туалет и что-нибудь на себя надеть, но споткнулся о кровать и упал. Схватив простыню, я быстро укутался в нее, чтобы в ярких вспышках света ночная гостья не увидела мою наготу. Она сидела на стуле, деформированное существо в слишком длинной ночной рубашке, с горбом, спутанными волосами, длинными волосатыми руками и кривыми ногами, как у туберкулезной мартышки. В ее широко открытых глазах горел животный страх.

— Не бойся, — сказал я. — Шторм скоро кончится.

— Конечно, конечно.

Я положил голову на подушку и подумал о том, что неугомонный бесенок выполнил и последнее мое желание. Я хотел получить отель для себя одного, и я его получил. Я мечтал о том, чтобы ко мне, подобно тому, как Руфь пришла к Воозу, в номер пришла женщина, — и она пришла. Каждый раз при вспышке молний наши взгляды встречались. Она смотрела на меня внимательно, не отрываясь, как ведьма, повторяющая заклинание. Пожалуй, что ее я боялся больше, чем урагана. Я был в Гаване всего лишь раз, но мне показалось, что силы тьмы не утратили там своей первобытной мощи. Даже смерть не приносила успокоения — могилы часто разрывали. Той ночью мне слышались крики каннибалов и стоны девственниц, чья кровь текла на алтари идолов. Она пришла оттуда. Я хотел прочесть заклинание против дурного глаза и помолиться силам, которые бы не позволили этой колдунье победить меня. Что-то кричало во мне: уничтожь Сатану! Тем временем гром грохотал, а море ревело и смеялось. Стены моей комнаты окрасились в алый цвет. В этом адском огне кубинская ведьма сидела низко пригнувшись, как животное, готовое броситься на свою жертву, — широко открытый рот, полный плохих зубов, черные волосы на руках и ногах, покрытые прыщами и нарывами щиколотки. Сползшая с плеча ночная рубашка открывала обвисшую и сморщенную грудь. Не хватало только хвоста и копыт.

Должно быть, я заснул. Во сне я по узкой и крутой улочке входил в город и стучал в закрытые ставни домов. Все вокруг было тихо, и даже солнце не светило — была черная Суббота. Мне навстречу одна за другой шли католические похоронные процессии, с крестами, гробами и зажженными факелами. На кладбище несли множество трупов, было уничтожено целое племя. Курился ладан. Пелись песни, полные горя и отчаяния. Внезапно гробы превратились в филактерии, черные и блестящие, с ремешками и узелками. Они состояли из множества частей — гробы на двоих, троих, четверых, пятерых…

* * *

Я открыл глаза. Кто-то сидел на моей постели — это была кубинка. Она быстро заговорила на своем ломаном английском:

— Не бойся. Я не съем тебя. Я ведь человек, а не животное. Моя спина сломана, но я не родилась такой. Я упала со стола, когда была еще маленькой. У моей матери не было денег на врача. Отец был плохим, он всегда пил, ходил по шлюхам, и матери приходилось работать на табачной фабрике. Она сожгла там свои легкие. Почему ты дрожишь? Горб — это не заразно. Я добрая, мужчины меня любят. Даже мой босс. Он доверяет мне и позволяет жить одной в этом отеле. Ты еврей, да? Он тоже еврей… из Турции. Он умеет говорить — как вы это называете? — на арабском. Он женат на немецкой сеньоре, но она нацистка. Ее первый муж был нацистом. Она ненавидит моего босса и пытается отравить его. Он ничего не может сделать, закон на ее стороне. Я уверена, что она дала им взятку или что-то еще. Босс платит ей эти… алименты.

— Почему же он на ней женился? — сказал я только для того, чтобы что-то сказать.

— Наверное, любил. Он очень страстный мужчина, с горячей кровью. А ты кого-нибудь любил?

— Да.

— И где эта сеньора? Ты женился на ней?

— Нет. Они застрелили ее.

— Кто?

— Эти самые нацисты.

— Ясно… И ты теперь один?

— Нет, у меня есть жена.

— Где она сейчас?

— В Нью-Йорке.

— И ты верен ей?

— Да, верен.

— Всегда?

— Всегда.

— Но всего один раз, правда, ведь не считается?

— Нет, моя дорогая, я хочу прожить как честный человек.

— Но кто узнает о нас с тобой? Никто же не видит?

— Бог видит.

— Ну, раз ты заговорил о Боге, я ухожу. Но знаешь что? Ты лжец. Если бы я не была калекой, ты бы даже и не вспомнил о Боге. А он наказывает таких, как ты. Грязная свинья!