Состояние реб Зораха Липовера все ухудшалось. Его последняя болезнь была трудной и затяжной. Эстер Крейндель все время просиживала рядом с ним, никому не доверяя уход за мужем. Когда он умер, она схватила труп и не позволяла уносить его. Мужчины из похоронного общества с трудом могли с ней справиться. После похорон Эстер Крейндель вернулась домой в окружении всех сыновей и дочерей реб Зораха, которые пришли, чтобы просидеть положенные семь дней траура. Поскольку реб Зорах был уже стар к моменту смерти, его дети сидели, разувшись, на низких скамеечках и болтали о пустяках. Существовало завещание, и все об этом знали, но никто не знал, что в нем содержалось. Дети боялись, что Зорах оставил все своей жене, и уже готовы были судиться с ней. Эти люди, что еще вчера называли вторую Эстер Крейндель матерью, сегодня всячески избегали смотреть ей в лицо. Эстер Крейндель взяла Библию и открыла ее на «Книге Иова». Плача, она прочла слова Иова и его товарищей. Бина Ходель, которая за все время болезни отца не проронила ни одной слезинки, громко (так, чтобы все слышали) прошептала:
— Воровка!
Эстер Крейндель закрыла Библию и встала:
— Дети, я хочу с вами попрощаться.
— Ты куда-то уходишь? — удивленно спросила Бина Ходель.
— Уже сегодня ночью я буду с вашим отцом, — ответила Эстер Крейндель.
— Как же, расскажешь нам это в следующем году, — фыркнула Бина Ходель.
За ужином Эстер Крейндель почти ничего не ела. Встав из-за стола, она подошла к восточной стене дома и начала молиться. Она раскачивалась, била себя руками в грудь и каялась в грехах так, словно пришел Йом Кипур. Рейтца мыла посуду на кухне, Меир Зиссл ушел на бал. Закончив молитву, Эстер Крейндель поднялась наверх и велела служанке постелить ей сегодня в спальне. Девушка пыталась возражать, говоря, что не следует спать в комнате, где совсем недавно умер человек, — там еще горел фитилек в плошке и стоял стакан с водой и нитками, чтобы душа усопшего могла очиститься, — но Эстер Крейндель настояла на своем.
Она разделась и едва легла в постель, как тут же изменилась в лице: кожа пожелтела, а черты заострились. Увидав такое, служанка побежала, чтобы созвать семью. Послали за доктором. Те, кто тогда был там, утверждали, что умирала вторая Эстер Крейндель так же, как и первая. Глаза оставались открытыми, но взгляд остекленел. Она не отвечала на вопросы и даже не смогла проглотить ложку куриного бульона. Наконец Эстер Крейндель тяжело вздохнула, и душа оставила ее тело. Бина Ходель упала на колени и закричала:
— Мама! Моя святая мама!
Похороны были пышными. Вторую Эстер Крейндель похоронили рядом с первой. Самые уважаемые женщины шили ей саван. Раввин читал похвалу. После похорон Меир Зиссл передал раввину два завещания. В одном Зорах Липовер оставлял жене три четверти своего состояния, а в другом — Эстер Крейндель завещала треть от своей доли на благотворительность, а две трети — Рейтце и ее детям. Душеприказчиком назначался Меир Зиссл.
Через несколько месяцев умерла и Бина Ходель, а у оставшегося без помощи Эстер Крейндель Меира Зиссла дела шли все хуже и хуже. Он давал кредиты разорившимся купцам, принимал закладные без оценки имущества и проигрывал огромные суммы в карты. Теперь он постоянно с кем-то судился и все чаще был вынужден прятаться от кредиторов и сборщиков налогов. В один прекрасный день группа из нескольких помещиков, в сопровождении полицмейстера, судебных приставов и солдат, пришла к нему домой. Губернатор Люблина подписал приказ о продаже всего его имущества с публичных торгов. Меира Зиссла арестовали, заковали в наручники и посадили в тюрьму. Рейтца пыталась собрать в общине деньги на его освобождение, но, так как он давно уже не соблюдал обычаев и обрядов, из этого ничего не вышло. Помещики, с которыми он пил и играл в карты, и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ему. Через девять месяцев стражник, принесший ему в камеру кусок хлеба и таз с горячей водой, нашел его мертвым. Он разорвал свою рубашку и повесился на оконной решетке. Евреи забрали тело и похоронили его за кладбищенской оградой.
6