Короткая пятница и другие рассказы[Сборник]

— Даже лучше. Для таких, как мы, — это истинный рай. Лежишь себе, спишь двадцать четыре часа в сутки, а народ сам грешит. Тебе и пальцем шевелить не нужно.

— Что же там делать, кроме того, что спать?

— С дамами гулять.

— Вот чего-чего, а с этим тут туго, — вздохнул бесенок. — Была одна старая шлюха, и та подохла.

— Что же осталось?

— То же, что и у Онана.

— Да, непорядок. Знаешь что? Поможешь мне клянусь бородой Асмодея, я тебя отсюда вытащу. Будешь у меня работать только в Песах.

— Хорошо бы, но получится ли?

— Вот и проверим. Нас-то двое, а он один.

3

Неделя проходит, и ничего. Раввин чист, как и прежде, зато мы — в грязи по самые уши. Неделя в Тишевице, это ведь как год в Люблине. Тишевицкий бесенок парень, конечно, хороший, но попробуй просиди двести лет в такой дыре! Над его шутками еще Енох смеялся, а имена, которые он поминал, не иначе как из Агады. У историй борода — здешнему раввину не сравниться. Я уж сбежать хотел, но потом решил, что дома появляться, задания не выполнив, нехорошо будет. У меня и так там врагов хватает, вот они порадуются, если я себе тут шею сломаю. Демоны, они ведь каверзы разные не только людям делают, про своих собратьев тоже не забывают.

На собственном жизненном опыте я убедился: самые сильные искушения те, что относятся к похоти, алчности и гордыне. Перед всеми тремя никто не устоит, даже рабби Цоц. И из этих трех самое верное средство — гордыня, или высокомерие. Талмуд ученому человеку позволяет иметь не больше одной восьмой части гордыни. Но поверьте мне: чем человек умнее, тем сильнее он перебирает эту квоту. На это-то я и решил поставить, поняв, что дни идут, а дело с места не трогается.

— Тишевицкий раввин, — сказал я как-то раз, — я родился не вчера. Я прибыл сюда из Люблина, где мы устилаем дороги Комментариями к Талмуду. Рукописями мы топим печи. А под тяжестью Каббалы прогибаются чердаки. Но даже там, в Люблине, я не встречал человека, равного тебе по знаниям. Как такое возможно, чтобы ты пребывал в безвестности? Святые могут позволить себе прятаться, но молчание не приносит признания. Ты рожден, чтобы стать лидером своего поколения, а не прозябать в этой деревне. Пришло время заявить о себе. Земля и небо ждут этого. Сам Мессия сидит в Птичьем Гнезде и ищет такого святого, как ты. Но что толку, если ты торчишь здесь и разбираешь горшки на трефные и кошерные? Прости меня за сравнение, но это точно так же, как если бы слон начал таскать солому!

— Кто ты и чего хочешь? — спросил испуганный раввин. — Зачем ты мешаешь моим занятиям?

— Затем, что пришло время, когда служение Богу требует отложить Тору в сторону, — закричал я. — Изучать Гемару может любой ешиботник.

— Кто послал тебя?

— Меня послали, и вот я здесь. Думаешь, что они там наверху ничего не знают о тебе? Высшие Силы следят за тобою. Широким плечам — тяжелую ношу. Слушай же меня: Авраам Залман был Мессией, сыном Иосифа. А ты должен приготовить мир к приходу Мессии, сына Давида. Проснись же наконец. Будь готов к бою. Мир тонет в грехе, сорок девять ворот бесчестия открыты, и только ты еще можешь пробиться на Седьмое Небо. Один и тот же крик раздается повсюду: «Тишевицкий раввин!» Демоны выстроились против тебя. Сатана уже изготовился. Асмодей хочет уничтожить тебя. Лилит и Наама парят над твоею постелью. Ты не видишь их, но Шаврири и Брири не отходят от тебя ни на шаг. Если бы не ангелы, тебя бы давно уже разорвали на куски. Но не бойся, тишевицкий раввин, ты не один. Сандалфон охраняет каждый твой шаг. Метратрон следит за тобою из сияющей сферы. Все придет в равновесие, и в том будет только твоя заслуга, тишевицкий раввин!

— Что я должен делать?

— Слушать и не перебивать. Даже если я прикажу тебе нарушить закон, выполняй.

— Кто ты? Как тебя зовут?

— Элия Тишбит. Я храню шофар, который объявит о приходе Мессии. Все должно решиться сейчас: или мы спасемся, или мир на 2689 лет погрузится в египетскую тьму.

Раввин замолчал, и лицо его побелело, как лист бумаги, на которой он только что писал Комментарии.

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду? — спросил он дрожащим голосом. — Прости, но мне нужен знак.

— Хорошо. Я дам тебе знак.

И я поднял в его кабинете такой ветер, что кипа бумаг, лежавшая на столе, разлетелась по всей комнате, словно стая голубей. Страницы Гемары переворачивались сами собой. Занавески в Священном Ковчеге развевались, как паруса. Ермолка поднялась к потолку и снова опустилась раввину на макушку.

— Ну как? Похоже на природу?

— Нет.

— Веришь мне теперь?

Раввин колебался.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Лидер поколения должен быть известным человеком.

— Как же я стану известным?

— Иди и путешествуй по миру.

— Зачем?

— Проповедовать и деньги копить.

— Копить на что?

— Потом узнаешь. Сперва накопи.

— Кто же мне их давать станет?

— Если я прикажу — станут.

— А жить я на что буду?

— На часть от сборов.

— А семья?

— Там на всех хватит.

— Что я должен делать сейчас?

— Оторваться от Гемары.

— Но мне нравится изучать Тору, — вздохнул раввин.