Когда вся водка были выпита, а пирог съеден, студенты снова принялись за учебу. Авигдор и Аншель взяли том Гемары, но не могли ни заниматься, ни говорить как прежде. Авигдор раскачивался взад-вперед, бил себя в грудь и тихо что-то шептал.
— Я пропал! — сказал он внезапно.
— Если ты сам это понимаешь, почему бы не расторгнуть помолвку?
— Я женюсь на козе!
На следующий день Авигдор не пришел в дом учения. Фейтл-скорняк был хасидом и хотел, чтобы и его будущий зять посещал только хасидские молитвенные дома. Ешиботники между собой поговаривали, что невеста — кротка и кругла, как бочка, ее мать — дочь простого маслобойщика, отец — почти невежда, да к тому же еще и вся семья просто помешана на деньгах. Фейтл имел долю в дубильной мастерской, а Пеша вложила все свое приданое в лавочку, где торговали сельдью, смолой, кастрюлями и сковородками и где всегда было полно окрестных крестьян. Отец и дочь одели Авигдора, купили ему шубу, пальто, шелковую капоту и две пары ботинок. К тому же он получил в подарок почти все вещи, принадлежавшие первому Пешиному мужу: Талмуд, изданный в Вильно, золотые часы, ханукальный подсвечник, коробочку для пряностей. Аншель сидел теперь в одиночестве за Святыми Книгами. Во вторник, когда он, как обычно, пришел в дом Альтера Вишковера, Хадасса заметила:
— Ну, что скажешь о своем друге? Катается как сыр в масле?
— А ты думала, кроме тебя он никому не нужен?
Хадасса покраснела:
— Я в этом не виновата. Это все отец.
— Но почему?
— Потому что оказалось, что его брат повесился.
Аншель посмотрел на девушку — высокая, светловолосая, с длинной шеей и голубыми глазами, одетая в простое платье и ситцевый передник. Две косы были заброшены за плечи. Он подумал: «Как жаль, что я не мужчина!» А вслух сказал:
— Ты все еще думаешь о нем?
— Да, думаю!
И девушка выбежала вон из комнаты. Тушеное мясо и чай подавали уже служанки. Хадасса вернулась только тогда, когда Аншель уже закончил еду и вымыл руки для Последнего Благословения. Она подошла к столу и тихо сказала:
— Поклянись, что ты ничего ему не расскажешь. Зачем ему знать, что он забрал мое сердце…
И девушка вновь убежала, чуть было не упав на пороге.
3
Глава иешивы предложил Аншелю найти себе нового напарника, но прошло уже несколько месяцев, а тот по-прежнему продолжал заниматься в одиночку. В доме учения не было никого, кто мог бы заменить Авигдора. Другие студенты были слишком малы и в физическом, и в духовном смысле. Они говорили глупости, болтали о пустяках, гримасничали и вообще вели себя как шуты. Без Авигдора иешива казалась пустой. По ночам Аншель лежал на своей лавке в доме вдовы и не мог уснуть. Сняв габардин и брюки, он вновь превращался в Йентель, девушку, влюбленную в юношу, который женится на другой. «Возможно, мне следует сказать ему правду?» — думала Йентель. Но было уже слишком поздно. Аншель не мог снова стать девушкой, не мог продолжать жить без книг и дома учения. Он лежал, и в голову ему приходили разные безумные мысли. Он засыпал и тут же просыпался. В своих снах он был одновременно и мужчиной и женщиной и носил лифчик и талесгадоль. Женские дни никак не начинались, и она начала бояться… кто знает? В Мидраши она читала историю о женщине, которая забеременела только потому, что слишком много думала о любимом мужчине. Теперь Йентель вспомнила, что Тора запрещает носить одежду противоположного пола. Этим она обманывала не только других, но и саму себя, свою собственную душу, которая не узнавала нового, «чужого», тела.
По ночам Аншель лежал без сна, а днем с трудом открывал глаза. В домах, где он столовался, хозяйки стали замечать, что он почти не притрагивается к еде. Раввин отметил, что вместо того, чтобы заниматься, он смотрит в окно, погруженный в какие-то свои мысли. Во вторник Аншель, как всегда, отправился в дом Альтера Вишковера. Хадасса поставила перед ним котелок с супом, но он даже не заметил этого и не поблагодарил ее. Он потянулся было за ложкой, но в последний момент передумал и оставил ее лежать на столе. Хадасса спросила:
— Я слышала, Авигдор оставил тебя?
Аншель вздрогнул:
— Что ты имеешь в виду?
— Он больше не твой напарник.
— Он ушел из иешивы.
— Ты видишься с ним?
— Нет.
— Но на свадьбу-то, по крайней мере, ты пойдешь?
Аншель помолчал, словно бы раздумывая над смыслом этих слов, а потом сказал:
— Он настоящий дурак.
— Почему ты так говоришь?
— Ты красивая, а та, другая, похожа на обезьяну.
Хадасса покраснела:
— Это все из-за моего отца.
— Не расстраивайся. Ты еще найдешь кого-нибудь, кто будет достоин тебя.
— Мне никто не нужен.
— Но ты нужна многим.
Оба замолчали. Глаза Хадассы расширились и, казалось, наполнились тоской, которую невозможно утолить.
— Твой суп остынет.
— Ты нужна мне.
Аншель сам удивился сказанному. Хадасса посмотрела на него:
— Что ты говоришь!
— Правду.
— Кто-нибудь может услышать.
— Я не боюсь этого.
— Ешь суп, я принесу клецки.