Короткая пятница и другие рассказы[Сборник]

Раньше в каждом поколении жило несколько таких праведников, с которыми даже я, сам Сатана, не мог справиться. Их невозможно было толкнуть на грабеж, убийство или прелюбодеяние. Я не мог даже заставить их прекратить изучать Закон. Единственной дорожкой в их благочестивые души было тщеславие.

Зейдл Коэн принадлежал как раз к числу таких людей. Во-первых, он был защищен своим знатным происхождением: он был потомком Раши, а следовательно, и царя Давида. А во-вторых, никто в окрестностях Люблина не мог соперничать с ним в учености. В пять лет он изучал Гемару и Комментарии; в семь помнил Законы о браке и разводе; в девять читал проповеди и знал столько цитат, что с ним не могли тягаться даже старейшие ученые общины. В Библии он был как у себя дома, а в иврите разбирался так, как будто знал этот язык с рождения. К тому же он учился постоянно: что зимою, что летом вставал с первой утренней звездой и начинал читать. На воздух выходил редко, физической работой почти не занимался, спал мало, а ел как птичка. У него не было ни желания, ни терпения заводить себе друзей-приятелей. Единственная вещь, которую Зейдл действительно любил, — это книги. Стоило ему только войти в дом учения или в свой собственный дом, как он тут же бежал к полкам, хватал какой-нибудь том и начинал вдыхать покрывающую его пыль веков. У него была такая хорошая память, что стоило ему только один раз взглянуть на страницу из Талмуда или какие-то новые Комментарии, как он тут же запоминал их на всю оставшуюся жизнь.

Не мог я получить власть над Зейдлом и через его тело. К семнадцати годам его череп напоминал яйцо: такой же круглый и блестящий. Единственные волосы на всем теле — пара волосков на щеках. У него было продолговатое и суровое лицо, высокий лоб, который всегда венчало несколько капелек пота, и крючковатый нос, почему-то казавшийся голым, — как у человека, недавно потерявшего очки. За покрасневшими веками поблескивали желтые и меланхоличные глаза. Руки и ноги были маленькими и белыми, как у женщины. Так как он никогда не ходил в ритуальные бани, никто в городе не знал, был ли он евнухом или андрогином. Его отец, реб Зандер Коэн, был человеком очень богатым и ученым и страстно желал, чтобы на его сыне их семья не прервалась. Он выписал ему невесту из самой Варшавы, девушку богатую и красивую. Она до самого дня свадьбы не видела Зейдла, а когда увидела — он как раз должен был закрыть ее лицо покрывалом, — было уже слишком поздно. Она стала его женой и ничего не могла с этим поделать. Большую часть времени она проводила в той комнате, которую ей выделил свекр, штопала чулки, читала книжки и слушала большие настенные часы — с позолоченными цепочками и гирями, — которые били каждые полчаса, безропотно ожидая, пока минуты сложатся в часы, часы в дни, а дни в годы и так далее, до тех самых пор, пока не придет ей время успокоиться на старом яневском кладбище.

Зейдл занимался учением с такой страстью, что отпечаток его характера лег на все вещи в доме. Хотя слуги и убирались в его комнате, мебель там всегда была покрыта пылью; окна, завешенные тяжелыми шторами, имели такой вид, как будто их не открывали уже лет сто, а толстый ковер на полу так приглушал шаги, что можно было подумать, будто в этой комнате живет не человек, а призрак. Зейдл регулярно получал от отца деньги, но на себя не тратил ни гроша. Вряд ли он точно знал, как выглядит золотой, но, несмотря на это, был ужасным скупцом: он ни разу не пригласил к себе в дом на субботнюю трапезу какого-нибудь бедняка из города. Он никогда не пытался с кем-нибудь подружиться, и постольку, поскольку ни он, ни его жена гостей к себе не приглашали, никто в городе даже и не знал точно, как выглядит их дом изнутри.

Не отвлекаясь ни на какие житейские хлопоты, Зейдл усердно учился. Сперва он с головой окунулся в Талмуд и Комментарии. Потом занялся Каббалой и вскоре стал настоящим специалистом в области оккультного и даже написал два трактата на эту тему: «Ангел Рафаил» и «Книга Творения». Естественно, он хорошо знал «Путеводитель колеблющихся», «Кузари» и другие философские книги. Однажды ему в руки попалась копия Вульгаты. Через какое-то время он освоил латынь и стал читать запрещенные книги, одалживая их у одного ученого ксендза из Янева. Короче, так же, как его отец всю жизнь копил денежки, Зейдл копил знания. Когда ему исполнилось тридцать пять, никто во всей Польше не мог сравниться с ним в учености. Тогда я снова попытался свернуть его на дорожку греха.

«Как можно заставить Зейдла согрешить? — думал я. — Чревоугодие, женщины, коммерция — это все не то».

Я пытался сделать из него еретика, но безуспешно. Как сейчас помню тот наш разговор:

— Предположим, прости Господи, что Бога нет, — ответил он мне. — И что с того? Его несуществование само по себе является чудом. Потому что только Бог, Причина всех причин, может обладать такой силой, чтобы не существовать.

— Но если Создателя нет, зачем же ты тогда молишься и учишься? — продолжал я.