Короткая жизнь

Вот когда в нем сказался поэт! Он мечтательно смотрел куда-то сквозь стены комнаты. Глаза его затуманились. Полагаю, его тронул мой рассказ. Он думал о любви. О настоящей большой любви. О чужой, о своей - кто знает!

Прошла минута. Минута раздумья. Внезапно Ботев оживился.

- А ведь, быть может, я вам и помогу, - сказал он. - Есть человек, который знает в Болгарии все и всех. Он способен найти иголку в стоге сена, но раньше найдет нужный стог среди тысячи других. Я познакомлю вас с ним при случае.

- А будет этот случай? - спросил я.

- Не могу точно сказать, - Ботев улыбнулся, - но человек этот должен появиться в Бухаресте. Это замечательный человек, - добавил он чуть погодя. - Если он вам не поможет, то, думаю, не поможет уже никто.

Он так и не назвал мне ни имени, ни времени, когда я смогу увидеть этого человека. Впрочем, я уже начал понимать, что одна из главных черт революционера - умение ждать.

Зато мне не пришлось ждать другой встречи.

Дня через три после этого разговора я возвращался вечером домой. Было начало одиннадцатого часа. Я торопился, не хотелось беспокоить своих хозяек. Хотя за все время, что я у них жил, меня ни разу не упрекнули за позднее возвращение. Я дернул ручку звонка, никто не вышел. Позвонил снова, опять никого. С досады я толкнул дверь. Она поддалась. Неужели, подумал я, они не заперлись, рассчитывая, что я догадаюсь об этом, войду и запру за собой дверь? Я так и сделал.

Лампу в прихожей мои хозяйки не погасили. Совсем странно, еще подумал я. Повесил на вешалку пальто, открыл к себе в комнату дверь и не успел переступить порог, как на мою голову накинули, судя по всему, мешок.

- Молчать! - приказал мне чей-то голос, и я услышал, как чиркают по коробку спичкой.

Мне заломили за спину руки, обмотали веревкой и притянули их к телу.

- Что за глупые шутки? - воскликнул я, понимая, что это вовсе не шутки.

- Молчать! - повторил тот же голос. - Где деньги?

На этот раз голос показался мне знакомым.

Я изумился:

- Какие деньги?

- Не валяй дурака!

- В бумажнике.

Бумажник был тотчас извлечен из моего кармана.

- Тебе говорят, не валяй дурака! - повторил раздраженный голос. - Где деньги?

Меня бесцеремонно обшарили.

- Снимите с него мешок! - прозвучал приказ.

На столе горела лампа. Грабителей было трое. Все в темных куртках, в сапогах, головы их были обмотаны платками так, что оставались лишь щели для глаз. Одного из них я узнал без труда. Не так давно он предлагал мне вступить в "Народную расправу".

- Господин Флореску, что все это значит? - возмутился я.

- Молчать! Где деньги?

- Больше у меня нет, - отвечал я, имея в виду деньги, которые находились в бумажнике.

Если даже они будут перебирать мои вещи, подумал я, на пояс они вряд ли обратят внимание.

Удивляла меня тишина за дверью, Добревы не могли не заметить, что в моей комнате происходит нечто необычное. Да и вообще, недоумевал я, как они пустили в дом незнакомых людей?

Еще большее удивление вызывал у меня Флореску, или, правильнее, Нечаев. Он точно преобразился. Какая-то нечеловеческая жестокость проступила в чертах его лица. А в действиях, решительных, властных, неумолимых, проявилось, я бы сказал, нечто мефистофельское.

Двух его спутников я не знал, они явно занимали по отношению к Флореску подчиненное положение.

- Господин Флореску...

- Молчать!

Можно подумать, что, кроме этого, других слов он не знает.

- Что вы делаете? - спросил я.

Зачем? Я и так знал, что они делают - экспроприацию.

Различные заговорщицкие организации не так уж редко прибегали к экспроприации для пополнения средств своих организаций. Но почему они выбрали меня? Как-никак в Бухаресте я вращался среди революционеров. По-видимому, Нечаев посчитал меня случайным человеком в этой среде. И после неудачной попытки завербовать меня в "Народную расправу" решил сорвать с паршивой овцы хоть клок шерсти. Но откуда он узнал, что у меня есть деньги?

Тем временем спутники Нечаева перетряхнули все мои вещи, осмотрели обувь, извлекли из-под кровати даже мои старые, стоптанные ботинки, но, подержав их в руках, отбросили в сторону. Однако мысль, что в сером холщовом поясе, валяющемся на дне баула, спрятаны кредитные билеты, им в голову не пришла.

Нечаев ухватил меня за ворот и затряс.

- Знаешь, где твои хозяйки?! В чулане! Если ты не отдашь деньги, мы зарежем их, как овец!

- Турки вы, что ли?

- Дело революции важнее этих баб! - заорал Нечаев.

- Но вас завтра же заберет полиция.

- И не подумает, - дерзко бросил Нечаев. - Если бы мы тронули румын, тогда другое дело, а на эмигрантов они и не обратят внимания.

В руках одного из спутников Нечаева появился нож, и он завертел им перед моими глазами.

- Ну что ж, смерть женщин будет из-за твоего упрямства.

- Черт с вами!

Я указал глазами на пояс.

Спутник Нечаева подпорол холст и передал сторублевки руководителю, тот небрежно запихнул их в карман.

- Так-то лучше.

Нечаев что-то сказал своим подручным, один из них задул лампу, и незваные гости бесшумно исчезли.

Я ослабил веревки, освободил руки и кинулся на половину Добревых. Женщин я нашел запертыми в чулан при кухне.