Однако, позволю заметить, именно в дни своего сближения с семьей Рудзиевских Ботев осознал себя борцом за народное счастье и во имя родины отказался от личного счастья, от благополучной, обеспеченной жизни- совершил деяние, на которое мог решиться только человек исключительной целеустремленности и необычайно сильной воли.
...Село Комрат - административный центр, где сосредоточено управление болгарскими школами в Бессарабии. Сюда и прибыл Ботев - с благими намерениями, с узелком, в котором смена белья да старый офицерский китель, подаренный паном Свентославским, и с любимой книжкой за пазухой. Что за книга, догадаться нетрудно, - роман Чернышевского, который для Ботева не столько роман, сколько наставление на все случаи жизни.
Избытка в педагогах для болгарских школ не было, а справка о том, что он обучался на втором курсе университета, давала ее владельцу право занять должность учителя сельской школы. Христо Ботева направили в село Задунаевку.
Он взялся за обучение ребятишек. Дети полюбили молодого учителя, а учитель привязался к детям. Он учил их всему - грамматике, арифметике и даже закону божьему, хотя на уроках закона божьего не столько заучивал с учениками молитвы, сколько знакомил их со сказаниями о великих славянских просветителях Кирилле и Мефодии, водил детей в поле и лес, изучал с ними природоведение среди живой природы.
Постепенно Ботев осваивался в Задунаевке. Дети рассказывали о нем родителям, и многие жители села были уже знакомы или наслышаны о молодом учителе. Его зазывали на сельские сходки, обращались при случае за советом к грамотному и отзывчивому молодому человеку. Только советы Ботева частенько оказывались непривычными, потому как выходили за пределы местных событий.
По вечерам он встречался с молодежью и пел вместе со всеми в хоре. Но не только пел, но и о Рахметове рассказывал, о Герцене, о его "Колоколе", и о тех, кто боится революции, и о тех, кому она не страшна.
Сельскому старосте вроде и не с руки заходить к Вакуленкам, у которых квартирует учитель, а зашел.
- Слыхал я, Фома Петрович, полиция в село должна наведаться.
- С чего бы это?
- Учителем интересуются. Народ мутит. Предупреди.
Опять нависла туча над головой. Надо уезжать подобру-поздорову...
По пути в Калофер Христо заглянул в Сливен - тот просторнее Калофера, но те же глинобитные одноэтажные домишки и глухие заборы. Решил на всякий случай дать крюка - чем черт не шутит, надежда того стоит! Вдруг пан Чайковский, он же Садык-паша, и впрямь чем поможет. Пан Свентославский заверял в том Христо.
Можно предположить, что в их встрече не было ничего особенного.
- Тебе чего?
В просторной горнице на широкой оттоманке полулежит седовласый мужчина в расстегнутой белой рубахе. Паша? Должно быть, он и есть паша.
- У меня письмо к вам.
Человек берет письмо, неспешно вскрывает конверт, расправляет листок, начинает читать.
- Ба-а-а! Пан Свентославский! Старый знакомый... Просит помочь тебе. Разве можно отказать пану Свентославскому? - на минуту задумывается, почесывает грудь. - Грамотный?
Христо рассказывает о себе, о том, как не поладил в Одессе с полицией, что едет домой к отцу, который, быть может, поспособствует устроиться в Калофере учителем.
- На учительское жалованье сыт не будешь, - резонно замечает Чайковский и предлагает: - Иди ко мне в писаря. Дам приличное жалованье, будешь сыт, а там поглядим.
- Попробую.
- Вот и ладно. Располагайся в соседней комнате. Обедать будешь вместе со мной. Только не зови меня паном, здесь я паша.
Христо остался в Сливене, - может, удастся скопить толику денег, будет семье поддержка на первое время, как вернется. Кроме того, Чайковский заинтересовал его и сам по себе.
Командир полка расквартированных в Сливене турецких казаков Чайковский просыпался ни свет ни заря, умывался, завтракал и шел на плац, где проводил полдня. Порядок у него в полку образцовый. Спуску не давал никому. Был строг, но не жесток.
Вторую половину дня Чайковский посвящал личным занятиям. Для них-то и понадобился ему Ботев. Подумать только! Командир полка, оказывается, писал мемуары. Каждый день после обеда Чайковский заваливался на оттоманку, Ботев усаживался за стол и приступал к выполнению своих обязанностей личного секретаря. От него и требовалось-то лишь слушать и записывать. Слушать же Чайковского, надо признать, было интересно. Рассказывая о пребывании в Турции, Чайковский вспоминал и о своих юношеских годах.
Бедный польский шляхтич мечтал о военной карьере, поступил в военное училище, откуда вышел подпоручиком. Начало тридцатых годов. Польские аристократы бредят независимостью Польши, стремятся вырваться из-под власти России. Нарастало восстание. Но фортуна не улыбалась Чайковскому. Царским властям он подозрителен. Для того чтобы стать в ряды руководителей восстания, недостаточно родовит. Молодой офицер еле-еле сводит концы с концами, честолюбие побуждает его бросаться из одной крайности в другую. Вздумалось бежать в Турцию...