Короткие истории долгого полугода

Маленький пример кризиса в копилку. На медицинской выставке представители фармкомпаний покупают в перерывах не кофе, а чёрный маркер с широким носиком, этакий текстовыделитель, только текстозачёркиватель. Стоят и заштриховывают на промо материалах о препаратах QR-коды ведущие в Инстаграмм и Фейсбук, где находились странички о лекарствах. Теперь нельзя. Каждое промо исчиркано, чёрное пятно кризиса на каждой яркой бумажке. Да и кофе-то раньше не покупали, а брали бесплатно на соседнем стенде. Там напиток, тут печенье, так и доживали до обеда. Врачи, кроме обычных вопросов задают новый, будут ли в наличие наши замечательные таблетки. Разработаны и изготовлены они частично в партнёрстве с европейцами. Доедут ли до наших пациентов? Сколько будут стоить? Успокаиваем, рассказываем о невозможности санкций на лекарства. Хотя, что в этом мире осталось невозможным? Невозможный снег хлопьями в конце апреля сразу после яркого солнца? Наступает вечер, и… Нате, пожалуйста. Снег засыпает скамейки в парках, музыкантов на Невском, прилипает к деревьям, к моим векам. Все с визгом прячутся в кофейни и арки. Снега хватает на снежки, на попадание в рот, на залипание солнечных очков прохожих, на всех хватит сюрпризов этого мира. Хлопья, как перья разорванной подушки. Небо над Питером – курица, отряхнувшаяся на нас. Захожу в каждый второй магазин по улице чтобы отогреть пальцы. Нераспроданные фарфоровые ёлочные игрушки на витринах сувенирных смотрятся уже бодрее, думают, что пришёл ноябрь и скоро реинкарнация. Я ныряю в очередную дверь и это уже финиш забега, Александрийский театр, дают «Рождение Сталина». Ничего большего в этот вторник я не обнаружил и, в надежде на постопостмодерн, присел в партере на краю долгого ряда красных стульев. Но и до этого момента, Петербург мне ещё раз напомнил, где я нахожусь. К слоняющимся по узким коридорам театра командировочникам обратился пожилой человек в камзоле: «Прошу пройти в царское фойе, после первого звонка вы сможете попасть в зал». В Царское Фойе, Карл, можете пройти. Топчитесь не там, где советники и гвардейцы до вас, топчитесь в царском фойе. Это не дед в камзоле говорит, это его устами Питер говорит. Вы, правнуки свергнувших режим, идите и наследите, будьте достойны предков. В царское потянулись тюменские тётки. В царском к их удивлению обнаружился буфет. В царское поместилась сотня мещан и начала топтать обстановку. Недолго им радоваться присутствию, с первым звонком, как с первым криком петуха, ждёт их Сталин. Начнётся сюр перехода из царского фойе в рабочий Тифлис. К сожалению, весь сюр и постмодерн взял себе в тот день апрельский снегопад. Спектакль оказался крепкой богатой драмой, пересказом становления Сосо-революционера, словесной пьесой на половину состоящей из грузинских песен и смерти. Ничего нового, но театр не для слабаков. Аплодисменты до завершения сорвали только мальчишки-газетчики, что заполняли паузу смены декораций криками на грузинском. Зал сидел молча, выразив своё ликование только когда зажгли свет. В темноте тема Сталина не вызвала желание похлопать ладошами. На свету, когда видны лица соседей по ряду, многие вскочили и соударяли отчаянно. Что-то в этом показалось знакомым, я подошёл к гардеробу первым. Выше по ступеням потянуло холодком. Кто-то невидимый открыл в царском фойе окно.

* * *