Короткие истории. Тексты (СИ)

В пятнадцать минут второго появлялся взбудораженный мастер Леха. Молодой, на пару-тройку лет, может, старше меня, – окончил так называемый «Горхоз». И если я не успевал вскочить, то он выкрикивал всего одно слово: «Время!» – и я уже схватив рукавицы, выбегал в коридор к выходу, и держал путь на объект.

Также выходили и остальные засидевшиеся в раздевалке.

Мастер подгонял.

Леху рабочие-строители не любили за его глупую выебистость и напускную любовь к командованию.

«Он даже в армии не служил», – говорили мужики, – «а все туда же…»

Для них, для работяг, это было важно: такие вещи в их довольно узкоммировоззрении занимают обычно главные места.

Что касается меня, то мне было все равно, так как знал, что здесь я ненадолго – подзаработаю и уйду; хотя, с другой стороны, – я уверен, здесь так все рассуждали, поскольку работали на объекте по вахтовому набору. Лишь одна бригада женщин-отделочниц работала от какой-то фирмы, – их просто кинули на этот объект, как они потом мне сказали, когда я помогал им двигать арматуры скреплений, носил раствор, чтобы они могли упаковать «шубой» известки стены и потолок.

Хорошие женщины – Елена и Наталья. Обоим за сорок лет, примерно. Мы подружились. Они рассказывали мне про своих дочерей, про то, как тяжело их учить в колледже, и как им приходится почти все заработанное здесь, тратить на них.

Елена, когда искала Наталью, говорила: «Где эта Манда Ивановна?»

Меня это, конечно, смешило. Они дружили, на самом деле, но грубость многолетнего строительного коллектива, видимо, играла свою роль. А потом, стоит учитывать тот факт, что многие работают на стройке не от самой хорошей жизни, и в прошлом у них бог знает чего наворочено у этих людей, поэтому не надо их судить, и уж тем более воспитывать, они по более твоего видели, скорее всего. Лучше посмейтесь вместе с ними, улыбнитесь им, угостите их сигаретой.

Помнится, я купил Елене и Наталье тонких сигарет, когда ходил за водой, и почти торжественно вручил их. Такого знака внимания, признались отделочницы, они не помнили давно в своей жизни.

«И че ты тут забыл, Леонид!» – говорили они мне. – «Странно все получается…»

Пришел я в конце июня. Если не ошибаюсь, устроился я двадцать седьмого числа. (Трудовой книжки сейчас нет под рукой, чтоб уточнить). Но, не важно.

Пришел работать, ибо моим планам на жизнь не суждено было сбыться в тот момент. А задумано было много.

Они окончательно рухнули в середине июня, а именно четырнадцатого числа, когда моя девушка, сидя на железном парапете, на набережной у самой почти воды, сказала мне, что уходит, что она не знает, чего ей хотелось бы дальше, и все в таком духе.

Все было конечно, мне понятно. Такие разговоры «задушевные» мы проходили.

Но этот разговор был особенным…

Легко и непринужденно она все это сказала, болтая ногами. Платье ее розовое развивалось, оголяя ноги чуть выше положенного. Я стоял рядом, все это слушал, обнимая ее, обнимая болтающиеся ноги, и пытался сохранять спокойствие и душевное равновесие, сказал, как сейчас помню одну важную вещь: «Я за тебя еще поборюсь, все равно». Звучало все это конечно, безнадежно, но вполне трагично и достойно, как мне теперь кажется. Да и тогда казалось также. Она в ответ на это гордо улыбалась, почти смеялась; улыбалась тому, что я полностью в ее власти, – и вот он я – стою и обнимаю ее коленки, а она беззаботно и даже величаво сидит на железном ограждении.

После той финальной нашей встречи я не видел ее уже чуть более двух лет. Доводилось лишь пару раз видеть в кино, в эпизодических сценах, – добрые люди донесли мне эту информацию, что она все-таки снялась, и я не удержался и как-то посмотрел. Чего мне вполне достаточно.

Не без добрых людей мир. Ой, не без добрых.

Встретил меня в мастерской прораб Палыч. Как звали его полностью – не помню, да и не нужно оно нам в данном повествовании это помнить. То ли Владимир Палыч все же, то ли Виктор Палыч. Да, вроде, Владимир.

Палыч был (и, надеюсь, есть) веселый пожилой мужик, очень даже крепкий, с кучей советских предрассудков, заматерелый и в меру глупый. Глупый, чисто в «социалистическом» плане, что мне позже сыграло на руку.

Вообще, глупость людская, я считаю, отличная черта, – с такими людьми просто, если конечно, не собираешься с ними иметь каких-либо более серьезных дел, помимо обычной совместной работы. А если человек по-советски глуп, то есть имеет множество пережитков прошлого в своей голове, то это замечательно, – я сразу же найду к такому человеку подход, и подыграю ему, где мне надо.

На лице у Палыча значилось чувство тотального недоверия к окружающим, соединяющееся с чувством такой легкой наживы, пусть самой бросовой и пустяковой. С такими лицам ходят многие мои соотечественники. Почему – я не знаю. Я много раз пытался рассуждать на эту тему сам с собой, но все время вяз в собственных противоречивых теориях. Да что там говорить, – с такими лицами ходят многие мои знакомые и приятели. Особенно так стали ходить, когда зачем-то женились…