Читаем Короткие слова – великие лекарства полностью

Иногда литературе удается поймать жизнь. Может быть, потому, что все уже написано. А может быть, потому, что людей, которые пишут, становится все больше. Существуют миллионы авторов и миллионы читателей. Что касается меня, я никогда не писал и никогда не буду писать. Я слишком много прочитал для того, чтобы писать: заниматься плагиатом мне не интересно.

Предложение хозяйки дома зародило во мне сомнение. Почему она вдруг стала мне угождать и начала улыбаться? До сих пор она видела во мне «объект», который может помочь ее сыну – GPS или программу проверки орфографии. Теперь она произвела меня в звание человека. Что-то вроде повышения. За этим обязательно что-то скрывалось. Что именно, я узнал через пять минут, когда она разыграла передо мной сцену из «Покинутой женщины»[1]. Она заговорила о своей печальной жизни и о своем отсутствующем муже. Долгие часы у окна. Ожидание. Ее сын, его проблемы. Разумеется, моя жизнь ее совершенно не интересовала. Ее монолог был усеян местоимениями «я», а местоимение «вы» исчезло. Жорж Перек прекрасно сочинял липограммы[2]. У Анны так же прекрасно получился липомутос[3]. Это слово – неологизм из числа тех, которые ненавидела моя мать. Она видная участница Ассоциации защиты французского языка – клана, который изобилует университетскими преподавателями, чья карьера идет к закату.

Это как Французская академия, только хуже. За подобный неологизм она бы задушила студента, способного на такое кощунство. Человек получает такой мятеж, какого достоин.

Десять минут нескончаемого монолога. Однако эта женщина должна была уплатить мне вознаграждение за работу, поэтому я старался быть терпеливым и вежливым. Как зритель в театре, если пьеса слишком длинная.

Закончив свою речь, она казалась обессилевшей. Она сказала все, влила свою жизнь в мои уши. Больше не осталось ничего.

– Я пойду взглянуть, что делает Ян.

И она снова ушла на встречу со своим подростком. На этот раз вернулась с листком бумаги в руке и с искаженным лицом.

– Ян сегодня не может встретиться с вами: он сильно устал. Вам придется вернуться сюда завтра. Извините его. Извините меня за то, что я настаивала, чтобы вы пришли сегодня днем. Он предупредил меня о своей усталости.

– Ничего страшного, я все понимаю. Я вернусь завтра в то же время.

– Возьмите это, – сказала она, подавая мне листок. – Ян захотел написать вам эту записку.

– Спасибо. Я ее прочитаю.

Анна молча проводила меня до двери: нужно было не заблудиться, выходя из этого замка.

– Итак, до завтра, – сказала она с тревогой. – И не беспокойтесь, я оплачу вам этот визит.

– Я не беспокоюсь. До завтра.

Людям, которые в своей профессии не производят ничего конкретного, физического, иногда бывает трудно получить плату за свою работу. Много раз я не получал за мой труд ничего, кроме неприятностей. Преследование не желающего платить должника с бухгалтерской книгой в руке в знак угрозы давало лишь очень слабый результат. Кто, кроме школьников, боится книг?


Было пятнадцать часов, мой день был испорчен. Я отменил две встречи, чтобы увидеться с Яном. Я дошел до бара (судя по вывеске, пивного), где обычно пил кофе по утрам.

– Здравствуйте, Алекс. Кофе, как обычно?

– Да, пожалуйста.

Хозяин был очаровательным человеком; особенно я ценил в нем единственную фразу, с которой он обращался ко мне каждый день: «Здравствуйте, Алекс. Кофе, как обычно?» В его фразе никогда ничего не менялось, словно в его словаре не имелось других слов.

На улице было необычно тепло для ноября. И кофе, который принес хозяин, мне не понравился. Слишком горячий. Слишком крепкий. Нужно было заказать какой-нибудь прохладный напиток. Вставая, чтобы расплатиться, я уронил записку, которую прислал мне Ян. Развернув листок, я прочитал:

«Алекс, мне очень жаль. Моя мать (хотя она много говорит), конечно, рассказала вам не все обо мне. Меня зовут Ян, и мне семнадцать лет. Шесть лет назад я попал в ужасную автомобильную катастрофу. Машину вел мой отец. Мой язык был изрезан на части, лицо смято. С тех пор я не могу произнести ни слова. Я немой. Кроме того, у меня бывают ужасные головные боли. Я не выношу шума. Обо всем этом она вам не сказала, я уверен. Она слишком боялась, что вы не придете. Теперь вы знаете, кто я. Вам решать.

Ян».
Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века