Короткий миг удачи(Повести, рассказы)

— В общем, попросила она сшить ей туфли, и такие туфли, чтобы можно было в них сниматься в кино. Никогда у меня еще такого заказа не бывало!.. — Постепенно Зюзин увлекся, и недавняя скованность его пропала. — Пришла она ко мне уже под вечер, говорит, что весь день снималась и так устала — рук не могу поднять. Большой привлекательности женщина! И верно, уста-алая такая… «Да вы, говорю, прилягте вот сюда, не побрезгуйте». — «Спасибо», — говорит и ложится. Да, ложится! А я… я, конечно, тут же, возле нее кручусь. «Может, говорю, чайку? Так я сейчас к соседке.» — «Нет, нет, говорит, вы лучше присядьте. Я сейчас отдохну да пойду». Присел я тогда на табуреточку, держусь на самом краешке, а она берет меня вот так за руку… — Зюзин, увлекшись, смело взял Шурочкину руку и подержал в своей. — Берет она меня и говорит: «Как, говорит, все-таки мало нам надо…» И я до сих пор не знаю, о чем это она тогда говорила, но с того дня, что бы потом о ней ни рассказывали, я ничему не верил. Как снежинка она показалась мне чистой… или еще лучше — как звезда. Я одно время так звездочкой ее и звал, — признался Зюзин. — А туфли я собирался ей сделать царские. Чтобы нога в них была как березка нарядная. Но… война. Как сапогом на все наступила… А заготовки у меня лежат. Лежа-ат! Так что, Шурочка, приезжайте после войны, я вам эти царские туфли и подарю.

Возбужденный собственным рассказом, Зюзин совсем забыл о присутствии насмешника Петьки. Однако — странное дело! — Петька промолчал: словно и не слыхал. «И зачем он только пришел? — все же с досадой подумал Зюзин, переживая наступившее долгое молчание. — Как бы хорошо посидели! Мосев стал бы что-нибудь спрашивать, я б… Он ничего, оказывается, мужик, Мосев-то…»

Тихо, настолько тихо было вокруг, словно войны не было и в помине. И в этой чуткой тишине вдруг легким ласковым вздохом отозвалась тальянка. Не растягивая мехов, Петька еле слышно играл что-то, будто мурлыкал себе под нос. Петька играл долго и грустно. Солдаты словно догадывались, что сегодня ему нужно пересидеть всех, они поднимались и неслышно расходились. Последним встал и ушел Мосев.

Зюзин растерялся. Он сообразил, что сейчас здесь лишний и он, что лучше всего ему встать и тоже уйти, как ушли догадливые солдаты, как ушел более всех догадливый Мосев. Но какая же обида за свой рассказ поднялась в душе Зюзина! Ведь он так берег его, так на него рассчитывал!

Знакомый тусклый голос Худолеева несколько раз позвал Зюзина. Он поднялся и пошел, как ограбленный.

Никто не сказал ему ни слова.

Когда он вышел из худолеевской землянки, то увидел, что подходить ему больше не имеет смысла: Петька и Шурочка о чем-то разговаривали. Петька, время от времени трогая клавиши тальянки, что-то рассказывал. Шурочка прилично смеялась, не выказывая пока особенной заинтересованности. Так они говорили и посмеивались довольно долго. Зюзин извелся, наблюдая. Но вот Петька, о чем-то весело болтая, поднялся и подождал, пока встанет Шурочка. Не переставая рассказывать, Петька направился к реке, и Шурочка, будто сомневаясь, медленно пошла за ним. Зюзин весь вытянулся и закостенел. «Не ходи!» — хотелось закричать ему вслед беспечной Шурочке, но тут он увидел, как девушка, от души рассмеявшись, хлестнула за что-то Петьку по спине прутиком. Петька, играясь, отбежал, подождал, — и они скрылись в березничке.

— Повел, — густо сказал сзади Мосев, и Зюзин, не оборачиваясь, увял, сник.

Вскоре из березничка на берегу реки донеслись звуки тальянки. Мосев попросил у Зюзина прикурить и в знак особого к нему расположения сказал:

— Оформляет… Ловко он их, зараза. Грамотно, по книжке работает. Нет, видно, правду рассказывал, как из-за него одна травилась. Этот мо-ожет.

Зюзин не отозвался. Мосев зевнул раз, другой, потом раззевался тягуче, взахлеб.

— Ну, пошли, что ли, на боковую, — позвал он. — Наше с тобой дело такое: лучше переспать, чем недожрать.

И неизвестно почему, — скорее всего оттого, что узнал Петькину остроту, а затем и представил себе всего Петьку, уверенного, нахального, способного на все, — Зюзин задрожал, задрожал и едва сдержался, чтобы не заплакать.

3

— Вот девки, вот заразы!.. — не то ругался, не то восхищался Петькиной удалью Мосев, слушая его обстоятельный рассказ о вчерашнем.

Зюзин, которого они, собираясь купаться, позвали с собой, нарочно приотстал. Ему было стыдно слушать, как хвалится перед Мосевым Петька, стыдно за доверчивую Шурочку и за самого себя: почему Петька не стесняется рассказывать при нем? Охотнее всего он сейчас повернул бы обратно, разыскал бы Шурочку и поговорил с ней, убедил ее, а если надо, и утешил бы. Не надо, ах не надо было связываться ей с этим Петькой, послушала бы она, что он плетет!.. Ему подумалось, что Шурочка сидит сейчас одна-одинешенька, вся в слезах и со стыдом переживает вчерашнее. «А может быть, ничего еще и не случилось? Может, все это врет Петька?..» От внезапно пришедшего на ум сомнения Зюзину стало так легко, что он совсем собрался вернуться, но в это время Мосев и Петька оглянулись и удивились, как далеко он отстал.