— Нет. Вспомни, вокруг эшафота ткань. Вообще-то, конечно, ее назначение — избавить их от неприятных ощущений при виде висящего тела. Все, что они увидят, это твое падение. Доктор в одиночку заходит за занавес, чтобы констатировать твою смерть. На нас играет и то, что на нем лежит ответственность за вывоз тела из тюрьмы, при этом ему помогает палач.
— Так я буду жив?
— Конечно. Но все же потренируйся притворяться мертвым. Ведь им придется пронести твое «тело» мимо охраны и свидетелей, чтобы положить в машину. Затем останется лишь вывезти тебя за ворота. Никто не сможет рассмотреть тебя поближе, об этом позаботится доктор. Когда ты окажешься за воротами, тебе дадут деньги, одежду и паспорт. Имя в нем будет чужое, но фотография твоя. Тебе обеспечен проезд в аэропорт соседнего штата, там ты получишь билет на самолет. Как можно быстрей убирайся из страны, пока не обнаружится, что на самом деле ты не умер. И не рассчитывай на возвращение, твоя мать делает это лишь потому, что у вас одна фамилия — Гатро, но тебя ждет смерть, если ты попытаешься вернуться домой.
— Ей-богу, ты сам все это разработал — ведь так?
— Именно за это мне и платят.
Шенди встал и окликнул охранника. Затем раскрыл Библию. Подойдя к двери, охранник увидел, как преподобный Уинчел читает молитву осужденному, сидящему на койке и вздрагивающему всем телом. Конечно, охранник не думал, что это дрожь облегчения, а не страха перед неминуемой казнью.
Ночь казни была жаркой и душной. Окутанные бледными испарениями прожектора освещали тюремный двор. В начале двенадцатого начальник, сопровождаемый священником Френксом и двумя охранниками, подошел к камере Ника Гатро.
— Пора, Ник, — сказал начальник. — Могу позвать доктора, чтобы он дал тебе что-нибудь, если думаешь, что не выдержишь.
— Не-е, Холси, — протянул Ник, чуть улыбаясь. — Думаю, я готов в лучшем виде.
Глупец, подумал он.
Священник сел на койку рядом с Ником и принялся читать Библию. Ник изучал бумажные тапочки, которые ему выдали в первый же день заключения.
— Есть ли какое-нибудь поручение, которые вы желали бы передать? — спросил, наконец, Френкс. — Последнее напутствие кому-нибудь?
— Пожалуй, нет. Судите сами — прикончил-то я фараона в одиночку. Полагаю, остальное тоже достанется мне одному.
Он отвернулся и подмигнул одному из охранников.
Приладив на место «упряжь», сторожа обернули ремни вокруг его плеч и пояса и плотно пристегнули сзади.
— Эй, не так туго, ребята, — сказал Ник. — Вы что, хотите, чтобы я перестал дышать до того, как палач начнет работу, а?
Манжеты надежно укрепили на его руках и прижали к телу спереди. В холле прожужжал телефон, трубку поднял охранник у двери.
— Машина готова, — доложил он Холси.
Ник спокойно сошел вниз по лестнице и сел в машину. Упряжь мешала ему сохранять равновесие, он чуть было не покатился по заднему сиденью и пошутил на этот счет с охранником, сидевшим слева. Машина медленно вкатилась в здание, и ворота тихо закрылись. Охранник открыл заднюю дверцу и помог Нику выйти.
Прямо перед ним возвышался эшафот, увенчанный перекладиной со свисающей веревкой из желтой пеньки. Палач, без пиджака и галстука, осматривал петлю с узлом. Ник сосчитал ступеньки эшафота — их было тринадцать. Он подумал, нет ли здесь традиции?
По одну сторону сидели свидетели и репортеры, и все смотрели на него. Хотя и мешала упряжь, он ухитрился слегка поклониться. Черт подери, должно быть, это будет совсем просто: восемнадцать дюймов лишней веревки. Вместо того, чтобы повиснуть так, чтобы ноги оказались в шести дюймах над полом, у него окажется целых двенадцать в запасе для преодоления толчка в момент соприкосновения. Он знал, что сможет это сделать, хотя Шенди и говорил, что это нелегко, — но ведь умереть тоже дело нелегкое.
Начальник начал чтение приговора:
— Николас Гатро, вы обвиняетесь в преступлении первой степени — убийстве персоны…
Наконец, настало время подняться по ступенькам. Палач поставил его на люк и связал лодыжки куском веревки. И удовлетворенно кивнул: веревка провисала довольно свободно.
— Ник, это твоя последняя возможность, — обратился к нему начальник тюрьмы. — Если у тебя есть, что сказать, — я выслушаю.
— Мне нечего сказать, — ответил Ник с играющей на губах полуулыбкой. Если немного повезет, то начальник и все свидетели так и сойдут в могилу, уверенные, что он умер этой ночью. — Вздерните меня и катитесь ко всем чертям!
Капюшон опустился ему на голову. Он почувствовал, как шею охватывает грубая веревка, а на левое плечо ложится массивный узел.
В эти секунды он услышал громкий стук. И через мгновение понял, что это стучит его собственное сердце.
Скорее бы, подумал он. Лишь бы мне отсюда выбраться. И Ник хмыкнул, посмеиваясь над собственными нервами.
Пол под ним раскрылся, на миг ноги оказались в пустоте, и он устремился вниз, вытягивая навстречу полу пальцы ног.
Веревка распрямилась на всю длину.
Узел со страшной силой дернул его за подбородок, потом прыгнул вверх и ударил по скуле. Голова откинулась назад.