«Короткий Змей»

Ни мученьям моим, ни публичным беспорядкам конца не было видно. Я использовал период солнцестояния, чтобы возродить в народе затухающее пламя. С помощью двух молодых плебеек, коим я велел в знак смирения обрить головы, я организовал в соборном притворе приют для самых больных. Так было занято умирающими христианами место, в иные дни неблагочестиво захваченное языческими плясками и притворствами. Я приказал изъять в закромах и на выгонах кое-какое продовольствие, чтобы подсластить последние мгновения немощных; дабы они умирали, если уж суждено, но не от голода. Мои люди и я знали по опыту, каким преддверием ада была такая смерть. Я преподал Эйнару Соккасону урок гуманности и силы, так что, отвергнув свой первоначальный порыв, он помог мне подавить народные волнения. Безумие, говорили некоторые, расточать на умирающих провизию, столь редкую и столь необходимую для живых! На это мы ответили, что нынешние живые завтра примутся умирать. Недовольство вызвало также вышеуказанное использование соборного нартекса,[33] далекое от его предназначения; я напомнил об Иисусе, который предпочитал немощных здоровым, и о том, что дом его есть преддверие того, что ждет по ту сторону. Пусть лучше верные возлежат в церковном притворе, чем безразличные восстанут перед алтарем. Волнения происходили от того, наконец, что работа в соборе была поручена плебейкам; я призвал и христианок ухаживать за умирающими; ни одна не отозвалась; так молчанием своим выказывали они свой протест.

Позаботился я и о том, при участии собственном и своих товарищей, чтобы оживить полевые работы. В этих широтах сенокос требует крайней срочности, ибо именно он дает скоту, а значит, и людям надежду на выживание зимой. При помощи Капитана я обучал этому самых работоспособных. Капитан, назначенный на командование, растормошил сонь и лежебок, направил наших моряков на отдаленные фермы, поднял своих подопечных лаской или угрозами и поставил их на работу под песни матери-родины. Было чудом видеть, как мертвецы эти возвращались к жизни, дабы обеспечить существование, какого большинство не ведали никогда. Было дивом слышать ритурнели моряков, придающие ритм косам; так соединялись два богатства родины: море и пастбища. Капитан не умерял своих стараний, дабы подстегнуть старания христиан. Он распорядился, чтобы все плебеи, не занятые на полях, шли охотиться или рыбачить на льду. Рыбу сушили на солнце, мясо тюленей вялилось в тени по обычаю их народа. Потребовались немалые усилия, чтобы приучить их добывать дичи больше, нежели требовали сиюминутные потребности, ибо сытость, даже мимолетная, делает их совершенно праздными, и они теряют в играх и болтовне драгоценное время, скупо отмеренное коротким летом для подготовки к длинной зиме. Как и прежде, они знали, что это продовольствие, по крайней мере, наименее омерзительной своей частью, предназначено наипаче христианам, недостаток их усердия вызывал необходимость в дубинке принуждения, как только они были обеспечены едой на несколько дней.