Короткое правление Пипина IV

Стоит перечислить партии, принявшие участие в конференции, поскольку некоторые из них уже исчезли с лица земли, а им на смену пришли другие. Список откликнувшихся на президентский призыв составлен не по степени их влиятельности, а скорее по партийно-географическому принципу, в зависимости от расстояния до центра. В Елисейском дворце собрались:

консервативные радикалы,

радикальные консерваторы,

роялисты,

правоцентристы,

левоцентристы,

христианские атеисты,

христианские христиане,

христианские коммунисты,

протокоммунисты,

неокоммунисты,

социалисты

и

коммунисты как таковые.

Коммунисты как таковые раскололись на

сталинистов,

троцкистов,

хрущевцев,

и булганинцев.

Споры длились три дня. Лидеры спали на бархатных диванчиках в большой бальной зале и питались хлебом с сыром и алжирским вином, которые были предоставлены месье президентом. В большой бальной зале Елисейского дворца зеркала покрывают не только стены, но и потолок, и казалось, там собрались не сорок два партийных лидера, а тысячи. Каждый поднятый кулак превращался в пятьдесят кулаков, эхо от поверхности зеркал стократ повторяло каждый голос.

Отставной премьер месье Руморг покинул собрание и уехал в Жуан-ле-Пен, получив телеграмму от мадам Руморг. Мадам сообщала, что у их польско-китайской свиноматки по кличке Тревожница начались схватки.

За неделю заседаний лидеры так ни к чему и не пришли. Президент Сонне предоставил в распоряжение делегатов ванные, отказавшись нести ответственность за их грязное белье. Создавшееся положение наконец-то осветила французская пресса. Юмористический журнальчик «Аллигатор» советовал так держать — за то время, пока лидеры партий не занимались партийным руководством, не случилось ни единого национального кризиса.

Источником великих исторических свершений часто бывают мелочи. К началу второй недели лидеры большинства партий обнаружили, что охрипли и осипли и не способны издавать даже шепот. Вот тогда-то сплоченная группка роялистов и взяла верх. Не надеясь войти в состав нового правительства, они пламенных речей не произносили и сохранили свои голоса в целости. После сумятицы первых восьми дней конференции спокойствие роялистов произвело эффект разорвавшейся бомбы.

Граф де Террефранка гордо взошел на трибуну, несмотря на протестующий шепот месье Трифле, радикального консерватора. Граф четко и громко объявил, что роялисты сплотили свои ряды. Сам он, сказал граф, несмотря на неизменную верность Меровингам, которым обязан своим титулом, согласился примкнуть к сторонникам Бурбонов — хотя и сохраняя верность великим и непревзойденным Меровингам, но учитывая, что не осталось принца чистой меровингской крови. В связи с этим он предоставил слово герцогу де Троефронту, чье предложение должны были поддержать не только прочие роялисты, но и все честные, разумные люди во Франции.

При обычных обстоятельствах герцог де Троефронт вряд ли стал бы выступать с речью перед публикой. У него была волчья пасть — дефект, передававшийся в его семье из поколения в поколение. Но сейчас он выступил, и был не только услышан, но и понят. Франция, сказал он, ныне на распутье. Под засаленным флагом грязных, алчных бездарей Франция из славного флагмана всего мира превратилась в обиженную, сварливую третьесортную державу, жалкую провинцию, которая безуспешно пытается лизать одновременно как сапоги Англии с Америкой, так и сапоги комиссаров.

Месье герцог, пораженный собственным красноречием, сел, не договорив. Ему намекнули на эту оплошность, и он величественно встал снова. Он предложил, вернее, приказал восстановить монархию во Франции, чтобы та восстала как феникс из пепла республик и воссияла для всего мира. Окончив свою речь, герцог в слезах выбежал из дворца, крикнув напоследок республиканским гвардейцам, стоявшим у входа: «Я не смог! Не смог!» Но на самом деле, как теперь известно, ему все удалось.

Выступление герцога де Троефронта шокировало партийных лидеров. Они замерли от изумления, а когда опомнились, начали перешептываться, сбившись в кучки и испуганно озираясь.

Месье Деклозье, занимавший скромный пост советника по культуре, но являвшийся фактическим лидером коммунистического блока, первым осознал смысл герцогского предложения. Вслед за месье Деклозье коммунисты покинули бальную залу и собрались на внутрипартийное совещание в президентской ванной. Там сразу возник вопрос протокольного плана — кому и какое из сидячих мест занять? Генеральным секретарем был месье Дебидье, но реальная власть принадлежала месье Деклозье. Поэтому разгорелся жаркий спор по поводу того, какое место более почетно: на унитазе или биде? Спор, как водится, мог продолжаться до бесконечности, но положение спас месье Гюстав Армони, смело бросившись на амбразуру. «Да! — воскликнул он. — Коммунистическая партия — это коммунистическая партия, но Франция — это ведь Франция!»