Короткое время бородатых

Андрей и в самом деле с трудом сдерживался, его подташнивало от одного вида этого стола, покрытого липкой, нечистой клеенкой, на которой в лужицах томатного соуса, пролитого из консервных банок, лежали крупно нарезанная селедка, замусоленные черствые огрызки хлеба, ломтики желтого застаревшего сала, и обсосанные мундштуки папирос торчали там и здесь, вонзившись в селедку и в хлеб, и в сало, точно кто-то обстреливал ими стол, не разбирая, куда попадет. Да и сам хозяин комнаты внушал отвращение ничуть не меньшее: заискивающая улыбка скользила по его лицу, он метался между столом и Андреем на нетвердых ногах, и казалось, что старается он уменьшиться в росте, чтобы глядеть на Андрея снизу вверх, с собачьей умильной преданностью.

- Спасибо, кореш. Век не забуду. Это конечно. Надо по-человечьи. Чего по пьянке не случается? Сами разберемся.

Андрей хотел уйти, но Иван уже тащил его за рукав к столу.

- Нет. Я пить не стану. Ты же знаешь, у нас не пьют.

- Ничего, ничего, - пригибаясь к столу и торопливо разливая остатки водки по стаканам, говорил Иван и приглушал голос до шепота, оглядываясь по сторонам. - Все будет между нами. Мертвое дело. Мировую можно. Сам бог велел.

- Нет, - твердо сказал Андрей.

- Ну, лады, лады, - испугавшись, успокоил его Иван. - Нельзя, значит, нельзя. Закон есть закон. Понимаю. Посиди со мной, только чокнись.

Он перелил водку в свой стакан.

- За твое здоровье. Чтоб жизнь у тебя была слаще сахара.

Выпив, Иван еще больше опьянел, снова начал жаловаться и ругать кого-то, кому-то грозил большим костлявым кулаком.

- Ну, мне пора, - поднялся Андрей, взглянув на часы.

- Да что ты, посиди... Не-е... Я не отпущу.

- Мне пора, - повторил Андрей и быстро вышел во двор.

Иван выбежал за ним и, тревожно заглядывая в глаза, спросил:

- А это железно? Что ты говорил...

- Сказал, значит, все, - и быстро пошел прочь, низко нагнув голову, а во рту стояла горечь, и пальцы были липкими, будто измазал он их о клеенку, что покрывала стол в Ивановой комнате.

Вечером первым пришел Григорий.

- Как? - спросил он. - Здоровеешь душой и телом?

- Не по дням, а по часам. Здесь харчей натащили, ешь.

- Это можно. Да... Лейтенант завтра приезжает. Участковый. Будет разбираться.

- Разбираться-то уже не в чем, - не глядя на Григория, проговорил Андрей и подумал: "Ну, сейчас начнется".

- Как не в чем? - удивился Григорий.

- Видишь ли, какое дело... Как бы тебе объяснить... В общем, - Андрей мялся, с трудом выдавливая из себя каждое слово, и наконец, отчаявшись, выпалил скороговоркой: - Я их простил. И пообещал уладить дело с милицией.

- Трах-тарабах-тах-тах-тахтах! - рассмеялся Григорий. - Ничего не пойму.

- Я их простил. Понимаешь? Простил. И обещал уладить дело с милицией. Теперь ясно?

- Теперь, кажется, ясно, - медленно произнес Григорий и, отойдя к окну, забарабанил пальцами по стеклу. - Струсил? - спросил он.

- Да при чем тут струсил? - страдальчески сморщился Андрей. - Чего их бояться! Ты уж плети, да меру знай. Что здесь, мафия...

- Мафия не мафия, - исподлобья взглянул Григорий. - Просто, видимо, ты испугался, как бы ненароком не посчитал тебя кто-нибудь мстительным человеком. А вдруг кто-то прошепчет за углом: "Ну, подрались... ну, побили морду... Всякое бывает, не ангелы! Что ж, обязательно надо милицию впутывать, губить человека. Так можно всех пересажать". Наверное, этого шепотка ты и перепугался. Да заодно появилась возможность трусость спрятать за очень красивой ширмой доброты.

Замолчав, Григорий сел на кровать против Андрея, обхватил себя руками за плечи, покачивая круглой, аккуратно причесанной головой.

Честно говоря, Григорий в чем-то был прав. Но во всем ли?

- Послушай, кому нужно было меня бить? Зачем я Ивану нужен? Виноват во всем Китыч.

- Кто-кто? - недоуменно спросил Григорий.

- Китыч, Валерий Никитич. - И он рассказал Григорию то, о чем говорила ему раньше Наташа. - Что ж, теперь Ивана и тех двоих - по голове, в тюрьму, а Китыч будет спокойно жить. Разве это правильно? - закончил он.

- Разберутся. Дело нехитрое. Что в милиции умных людей нет?

- Да-а, разберутся... Для нас он - Иван. Для них - бывший заключенный.

- Что ж, от этого никуда не денешься.

- Значит, справедливо наказать его, прибавив чужую вину?

- Пусть хоть за свою ответит. Ладно. Посмотрим. Поговорим с Лихарем, с участковым, с другими людьми в поселке.

Он поднял голову и, прочитав в глазах Андрея вопрос, пожал плечами.

- Мы приехали, а они жили здесь. Мы уедем, а им жить. Вот так.

Больше Григорий об этом не говорил. Зато Володя, узнав, взбеленился:

- Нашел кого жалеть! Завтра они напьются в связи с благополучным исходом дела и, если ты им на дороге попадешься, снова-здорово. Но хорошо, если ты - черт с тобой, за свое и получишь, - а если кто другой? Я бы таких жалельщиков вроде тебя судил как соучастников будущих преступлений. Тоже мне доброхоты... Разговаривать с тобой, дураком, не хочу...

- Знаешь, Володя. Я, может быть, и сам на твоем месте то же говорил. А вот понимаешь...