Короткометражные чувства

Я все время оглядываюсь — а что ты скажешь на то, на это?.. Спасает только работа: высококвалифицированное рабство от сих до сих. А ты отмахиваешься: «Слётов, уймись, а?» — и мне ничего не остается, как ждать, когда ты, Лë, соизволишь снизойти до меня, простейшего.

Я — одноклеточый. Одноклеточный гомофоб?

Кекс — отличная вещь: как-то успокаивает. В детстве я выковыривал из кексов изюм и ел. Мать ругалась.

Мы, наверное, слишком разные: не понимаю, что мне теперь-то от тебя нужно? Душа? Тело? Родинка?

Милая Лë, пойми, я должен!

Видишь, как сверкает серебром гильотина?..

Ты превращаешь жизнь в ад, томительный кошмар, от которого не убежать, от которого не скрыться… Никогда никуда не скрыться.

Откуда ты взялась, Лë? Можешь объяснить, нет?.. Откуда глазищи? Откуда волосы цвета пыльного асфальта? Да вся твоя жизнь, в сущности, пыль… Кажется, ты и не заметишь, когда уйдешь из нее. Зачем ты живешь, Лë? Чтобы изводить меня?

Нет, уже нет… Даже не осуждаю… Что ты, девочка… Ты же всегда фонтанировала… Играла… Почему нет… Подруги: отлично. Черта-с-два догадаешься. Просто подруги.

Как и Ло, ты тоже, Лë, играла в теннис. Ловкость. Грация. Капельки пота на лбу. Год назад вы встречались на корте с какой-то шатенкой.

…просто капельки пота на лбу.

Значит, ты изменяла мне уже давно. Но чем я не устраивал тебя, чем? Чем?! Нормальностью? Обычностью? Полом? Чем?!

Я идиот. Я знаю наверняка. Но не сумасшедший. Нет. Нет-нет.[19]

Вы накурились травки: все чаще я находил анашу в «Огоньке».

Ты виновата в том, что случилось, ты сама!

Лёра… Бааажественное создание. «Художница. Интеллектуалка. Извращенка» — вот слова, которые я мечтал высечь на твоем сером (а каком еще!) надгробии. Я любил и ненавидел… Ты же не испытывала ко мне ни того, ни другого, и это-то и было самым ужасным, самым унизительным.

Ты резала на кухне салат, а рядом сидела «подруга». Вы поминутно целовались. Лёра, я чувствовал, что зверею… Я ведь постоянно следил за вами… Поверь: видеть, как кто-то вместо меня лезет тебе под юбку…

И как вы только меня не замечали! Как хорошо я прятался!

Кекс — отличное болеутоляющее.

Лë, Лë! Я хотел тебя так сильно, что, казалось, вот-вот лопнут штаны! Ты знаешь, как это, когда кажется, что вот-вот лопнут штаны, а?![20]

Элла… Неприятное имя… Непристойное. Последнее время мне неприятны все имена, кроме твоего, Лë-РА.

Черное солнце. Черное солнце моего бога.

На самом деле меня мучил единственный вопрос: «Почему ты, Лë, так сильно не меня любишь?» А то, что ты любишь не меня, а ее… О, в этом не оставалось и тени сомнения: я изучил все твои взгляды, смешки, движения… Но не менее поразительным оказывалось и то, что девка, эта Элла, тоже… Тоже!.. О, если б ваши выкрутасы вылились в чистую физиологию, я бы простил. Простил бы всё…

…но уже сверкала серебром гильотина, ведь вы не знали, что я глядел… а я за вами глядел…

Вчерашние кексы в магазине. Устроил скандал. Продавщицы — мерзкие сучки.

Потом глядеть вошло в привычку, а вскоре понравилось — я день за днем откладывал час расплаты. За боль. Причиненную. Мне. Так. Бездарно.

Откладывал час… Я — Личный Палач Ее Величества Лë-РА Прекрасной![21]

Позволю себе вспомнить тот вечер, Лë. Я сидел и ждал, как зверь в засаде. Кажется, у меня напрочь пропало чувство жалости: ничего не осталось, кроме желания отомстить.

Моя девочка, наконец-то ты здесь. Узкое серое платье. Тонкие чулки со стрелками. Пепельные волосы. Вообще, сегодня ты как никогда нормальна. Но вот эта девка с пошлыми розами… А ты ведь, Лë-РА, ждала ее. Только очень уж нервничала — о, никогда не подводящая интуиция!

Отличные сегодня кексы в нашем магазине: это очень важно. Именно сегодня.

Впервые за несколько лет я увидел тебя плачущей: «Этот Слётов… Что-то с ним не так… Я не могу рисовать… Все валится из рук… Уедем завтра же… сменим обстановку… Куда угодно…» — а я ехидно думал, что поменяю тебе сегодня обстановочку, Лë!

Выковыриваю изюм.

Твоя черноглазка была чересчур нежна, что меня страшно разозлило. Она как-то небрежно и в то же время бережно, будто боясь разбить, касалась тебя. Признаюсь, один раз шевельнулось во мне что-то, так скажем, «человеческое» — слишком душераздирающей показалась поначалу эта ваша «любовь» для того, чтобы… И слишком естественной — твоя, Лë, ненасытность (о, твоя вечная — всем — ненасытность!). Моя киска: чушь какая, бред собачий!

…продолжаю выковыривать изюм. Как в детстве.

Сучки меня не видят.

И тут я окончательно понял, что лишился твоей любви, Лë. Впрочем, едва ли ты была способна раствориться «в мужчине вообще».

Но что такое мужчина вообще? Что такое вообще — мужчина? Нужно ли растворяться?

Ретардация (записать слово в ежедневник).