Читаем Коротков полностью

Гражданского мужества генерал-лейтенанту Чепцову хватило лишь на то, чтобы осудить престарелую Лину Штерн к ссылке. Остальные тринадцать подсудимых были признаны виновными и осуждены к высшей мере наказания — расстрелу. 12 августа 1952 года их умертвили…

Министр госбезопасности СССР Абакумов к этому времени уже не являлся министром. Более того, сидел в тюрьме как особо засекреченный арестант даже не под фамилией, а под «номером 15».

Как же такое могло произойти?

По не слишком серьезному поводу (установленному техническими средствами факту «антисоветских» разговоров на своей квартире с сыном) был арестован известный медик профессор Яков Этингер. Его делом занимался уже упомянутый выше «Минька» Рюмин. Он же получил агентурные данные, что в группе школьников старших классов и студентов-первокурсников, в основном евреев по национальности (у некоторых родители были репрессированы) ведутся также антисоветские разговоры, кто-то даже обронил фразу, что хорошо бы убить Маленкова как антисемита. (На самом деле Маленков лично как раз антисемитом не был, что, однако, как мы знаем, никак не сказалось на судьбе несчастных деятелей ЕАК.) Зато патологическим антисемитом был Минька.

Копаясь в старых документах, Рюмин обнаружил любопытную бумагу трехлетней давности. Это было письмо заведующей кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы Лидии Тимашук на имя начальника охраны Кремля генерал-лейтенанта Николая Власика, датированное сентябрем 1948 года.

Дело заключалось в следующем. В августе 1948 года тяжело заболел секретарь ЦК и член Политбюро Андрей Жданов, конкурент Георгия Маленкова на роль второго человека в высшем эшелоне власти. Упомянутая выше Тимашук делала ему последнюю кардиограмму, расшифровав которую, пришла к выводу, что у сиятельного пациента инфаркт миокарда. Однако крупнейшие специалисты: начальник Лечсанупра Кремля генерал-майор медицинской службы Петр Егоров, академик Владимир Виноградов (лечащий врач Сталина), профессор Владимир Василенко, другие видные медики определили, что у Жданова лишь «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни». Произошел неприятный разговор. Именитые профессора попросту указали рядовому врачу Тимашук ее место.

30 августа Жданов умер, а еще через несколько дней Тимашук освободили от заведывания кабинетом и перевели на гораздо менее престижную работу в филиале Кремлевки.

Тогда уязвленная в своих профессиональных чувствах, а может быть, и движимая инстинктом самосохранения, Тимашук и написала свое заявление Власику, а не добившись от него никакого толку, направила заявление уже в адрес секретаря ЦК ВКП(б) Алексея Кузнецова. К письму она приложила ту кардиограмму, на основании которой она и поставила свой диагноз. Считая, что паталогоанатомическое вскрытие подтвердило наличие инфаркта, Тимашук не без оснований требовала чего-то вроде профессиональной реабилитации. Никаких обвинений в адрес высокопоставленных врачей о якобы умышленном умерщвлении Жданова в письмах Тимашук не содержалось. (И Егоров, и Виноградов были русскими.)

Но теперь воспаленное воображение Рюмина связало вместе давние письма Тимашук с арестом «сиониста» медика Этингера. Так родилась бредовая на первый взгляд идея «заговора евреев-врачей» против руководителей партии и правительства, посягательства на их жизнь. Движимый своеобразным комплексом неполноценности, зная, что сослуживцы относятся к нему с нескрываемой насмешкой, Рюмин почувствовал возможность громко заявить о себе. Одного Андрея Жданова ему показалось мало, и он присовокупил к жертвам заговорщиков-врачей еще и Александра Щербакова, умершего скоропостижно в канун Дня Победы в возрасте всего сорока четырех лет. Щербаков был личностью уникальной хотя бы потому, что занимал одновременно по крайней мере пять высоких должностей: первого секретаря МК и МГК партии, секретаря ЦК, начальника Главного политуправления и заместителя наркома обороны, начальника Совинформбюро. Щербаков был тучен и рыхл, при больном сердце много пил, что ни для кого в высших эшелонах секретом не являлось. Смерть его в относительно молодом возрасте была при данных обстоятельствах естественной, но при определенной подаче материалов могла и наводить на подозрения. К фамилиям Жданова и Щербакова Рюмин уже намеком добавил фамилию Георгия Димитрова, скончавшегося в 1949 году, а также нескольких военачальников. Правда, названные маршалы были еще живы, поэтому по отношению к ним была использована более осторожная формулировка: «умышленно нанесен ущерб здоровью».

Отдельно Рюмин подготовил документ о наличии в Москве молодежной еврейской террористической организации.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже