Коротков

Уже будучи немолодым человеком, Иосиф Ромуальдович Григулевич последовательно защитил кандидатскую и докторскую диссертации (по истории), был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР как крупнейший в стране специалист по Латинской Америке, истории католицизма вообще, Ватикана в частности. В популярной серии «Жизнь замечательных людей» под псевдонимом И. Лаврецкий (по девичьей фамилии матери) он выпустил книги «Боливар», «Панчо Вилья», «Миранда», «Хуарес», «Че Гевара», «Сальвадор Альенде».

Если в науке и документальной прозе Григулевич-Лаврецкий был автором дотошным, даже скрупулезным, то в жизни — веселым и остроумным рассказчиком.

Самыми известными нелегалами того периода, когда эту службу возглавлял Александр Коротков, волею судеб стали Вильям Фишер, Конон Молодый и супружеская пара — Морис и Леонтина Коэны.

Этнический немец, родившийся в Англии в семье рабочего-политэмигранта из России, Фишер свободно владел тремя языками: русским, английским и немецким, плюс очень хорошо — французским. И никаких проблем с чужеродным акцентом, «русизмами» в оборотах речи. Он вообще был личностью уникальной во многих отношениях. Обладал острым и подвижным умом, мгновенно схватывал и усваивал любую информацию, даже если соприкасался с ней случайно и мимолетно. Свободно разбирался в таких науках, как высшая математика и теоретическая физика.

В двадцатые годы, проходя действительную службу в Красной Армии, Фишер закончил школу военных радистов. Примечательно, что его сослуживцами в учебном подразделении были будущий Герой Советского Союза знаменитый полярник Эрнест Кренкель и будущая «звезда» Малого театра народный артист СССР Михаил Царев.

В дальнейшем Фишер стал высококвалифицированным специалистом в области радиотехники и фотографии. В довершение всего он превосходно рисовал, владел гравировальным делом, обладал тем даром, что в народе принято называть «золотыми руками». У Фишера была поразительная сила воли, которая снискала ему глубокое уважение со стороны сотрудников американских спецслужб после его ареста и у заключенных рецидивистов тюрем, в которых он содержался после суда.

Словом, Фишер был прямо-таки создан для работы нелегалом. Правда, у него была неординарная, а потому запоминающаяся внешность, но она же позволяла ему выдавать себя за уроженца, по крайней мере, доброго десятка европейских стран. И весьма убедительно. В довоенные годы он семь лет проработал за границей с нелегальных позиций. А в конце декабря 1938 года, чуть ли не в один день с Коротковым, был из органов НКВД уволен как не заслуживающий политического доверия. Слава Богу, хоть не был репрессирован.

В годы Великой Отечественной войны Фишера вернули в органы госбезопасности, служил он в Четвертом управлении под началом генерала Судоплатова.

Коротков знал Фишера еще с начала тридцатых годов, когда оба они, еще совсем молодые, были сотрудниками ИНО, правда, тогда они не сблизились, возможно, потому, что Фишер все же лет на шесть старше и был уже членом партии, когда Александр еще выполнял поручения комсомольской ячейки. Зато им несколько раз приходилось тесно сотрудничать во время войны.

В конце ноября 1948 года через несколько европейских стран и Канаду Фишер прибыл в Нью-Йорк по паспорту американского гражданина литовского происхождения Андриса Каютиса. На вокзале «Гранд Сентрал» он сдал вещи в камеру хранения и несколько часов гулял по городу. Убедившись, что не привлекает ничьего внимания, он по телефону-автомату с помощью толстенной справочной книги снял в недорогой гостинице однокомнатный номер, пообещав, что займет его через час. Затем вернулся на вокзал, забрал свои вещи и, уединившись в туалете, из хорошо замаскированного под записную книжку контейнера достал новые документы на имя местного жителя Эмиля Роберта Голдфуса, никогда ранее за пределы США не выезжавшего.

В Нью-Йорке свободный художник-фотограф Голдфус сменил несколько отелей и квартир, пока не поселился окончательно в Бруклине, в доме № 252 по Фултон-стрит возле Бруклинского моста. Здесь он снял квартирку-студию № 505 и кладовку № 509 в конце холла на том же этаже. В этом скромном жилище (оно же — рабочее место художника-фотографа) он прожил шесть лет. Паспорт на имя Каютиса больше нигде и никогда не фигурировал. То был типичный «промежуточный», то есть «одноразовый» документ. Случалось, что прежде чем осесть в конечном месте, нелегал менял таких несколько.

В любой приличной библиотеке сегодня книги о Рудольфе Абеле занимают целую полку, следовательно, нет надобности подробно рассказывать о его деятельности в США и судебном процессе над ним.