Коротков

Бережков в совершенстве владел немецким и английским языками. Весной и летом 1940 года он работал в торгпредстве, поскольку ко всему прочему обладал специальностью инженера-технолога. Его регулярно привлекали к переговорам с немцами по экономическим вопросам, в частности, когда такие переговоры вел нарком внешней торговли СССР Анастас Микоян. Он приглашал Бережкова на роль доверенного переводчика.

Во время визита в Берлин Вячеслава Молотова Бережков вместе с Владимиром Павловым участвовал в качестве переводчика в его переговорах с Гитлером и Риббентропом.

Потом Бережков вернулся в Москву, а в самый канун Нового, 1941 года, вновь объявился в Берлине уже в ранге первого секретаря полпредства.

Полпред Деканозов и резидент Кобулов были осведомлены, что к Бережкову благоволил не только Молотов, но и сам Сталин, поэтому не допускали по отношению к Валентину откровенного хамства (что было почти нормой в разговорах с другими сотрудниками), и он пользовался в пределах своей компетенции относительной независимостью. Бережков чаще других советских дипломатов посещал приемы в иностранных посольствах, поддерживал знакомство со многими западными дипломатами, журналистами, а также представителями деловых и промышленных кругов.

Бережков был осведомлен, что его приятель Коротков является разведчиком, обладает своими конфиденциальными источниками, но в то же время лишен тех возможностей общения как с немцами, так и с иностранцами в Берлине, какими располагает он.

Вполне естественно, что Коротков и Бережков регулярно беседовали на темы, представляющие для них взаимный интерес. Особенно часто и откровенно они делились друг с другом своими наблюдениями, начиная с февраля — марта.

В конце апреля на коктейле в особняке первого секретаря посольства США Паттерсона американский дипломат подвел Бережкова к очень загорелому, явно не под бледным берлинским солнцем, майору в форме люфтваффе. Майор охотно и образно рассказывал гостям об операциях в Западной Европе и Африке, откуда прибыл днями.

В конце вечера офицер остался на какую-то минуту наедине с Бережковым. Пристально глядя ему в глаза, понизив голос, он вдруг сказал:

— Выслушайте меня внимательно. Я приехал в Берлин вовсе не в отпуск. Эскадрилья, которой я командую, покинула Северную Африку. Вчера мы получили приказ передислоцироваться на аэродром под Лодзью. Возможно, за этим ничего и не кроется. Но мне доподлинно известно, что к вашим границам перебрасываются в последнее время и другие части. Мне бы не хотелось, чтобы между нашими странами произошло непоправимое. Это доверительный разговор, надеюсь, вы понимаете…

— Разумеется, майор. Благодарю вас. Хочу надеяться, что ваша страна все же не нарушит пакт о ненападении, и мир будет сохранен…

— Дай-то Бог… — Майор вздохнул, прочувствованно пожал руку Бережкову и направился прощаться с хозяином дома. Бережкову стало ясно, что офицер явился в этот особняк лишь ради минутного разговора с советским дипломатом.

Бережков доложил о разговоре Деканозову. Полпред посоветовал Валентину «не поддаваться на провокации». Однако все же — на всякий случай — дал указание включить информацию об этом разговоре в очередное сообщение в Москву.

Совсем иначе отнесся к этому факту Коротков, когда Бережков поделился с ним своими впечатлениями от визита к американцу. Для Короткова важно было то, что данная информация (по сути для него не новая) поступила не из штаба люфтваффе, а непосредственно от боевого офицера, которому, возможно, не сегодня-завтра придется участвовать в военных действиях.

Дальше — больше. Перед самым нападением Германии на Югославию посланник этой страны в Берлине Андрич на приеме сказал Деканозову и Кобулову, что теперь на очереди — Югославия, а после оккупации маленькой балканской страны Гитлер устремится на восток…

На совещании оперативных сотрудников резидентуры Кобулов рассказал об этой реплике Андрича, но тут же повторил сталинские слова, что на Западе есть силы, которые хотят поссорить нас с Германией, что надо сохранять бдительность, не поддаваться на провокации, не идти на поводу слухов, давать им достойный отпор…

— Ну и как ты к этому относишься? — спросил Бережков Короткова после очередной подобной же накачки у полпреда.

— Как? Да никак. Работать надо… Вот Боря Журавлев, выслушав нашего шефа, поступил умнее всех: тут же отправил жену и новорожденного сына в Москву. Подальше от греха. По примеру наших коллег, немцев…

Бережков знал, на что намекал Коротков: с каждым пассажирским поездом из Москвы прибывала одна-две семьи сотрудников посольства Германии в СССР.