Корова

– Вставай, зараза! – занудствует будильник комариным писком и в который раз убивает во мне поэтессу.

Но вот коса затупилась, и Клавдия Ивановна принялась её точить. Бескрайнее поле из сна подобно окну программы свернулось куда-то в панель инструментов, и соловей тоже замолчал. Я открываю глаза и вижу циферблат моего врага номер… моего дорогого будильника, который верой и правдой уже столько лет не позволяет мне схлопотать выговор за опоздание на работу. Циферблат у него похож на вытянутое и возмущённое лицо. И его можно понять: я сплю лишние пять минут!

Тут главное встать и умыться холодной водой. Не рассиживаться с чашкой горячего чая, а вообще ничего не есть – завтрак надо заработать. Поэтому мы быстренько движемся из дома в сторону вокзала, а уж там в электричке можно мирно заснуть на два часа, а то и больше, если поезд поставят в тупик для пропуска скоростных поездов. Эта мысль придаёт мне радостное ускорение.

А утро сегодня такое тихое и ясное! Такое утро, что не знаешь, как и описать. Потому что, когда видишь его, хочется сказать так много, мысли и чувства так рвутся, что не знаешь, с чего начать. Поэтому всегда выходит что-то глупое или совсем ничего не выходит. Не хватает ни слов, ни красок, чтобы выразить всю бездну чувств. Кажется, только дайте мне бумагу и карандаш, и целую поэму напишу! А на деле выходят какие-то банальные строки про цветы и необыкновенной синевы небо. Хорошо в такой ситуации музыкантам, потому что они оперируют чистыми звуками. Они могут взять скрипку и изобразить особую тишину летнего утра, тоскливую тревогу осеннего вечера, торжественный солнечный день зимы, а могут и буйное цветение сада передать лёгким движением руки. И всем сразу понятно, о чём идёт речь. Даже собакам и коровам, потому что они тоже понимают музыку. А как начнёшь что-то описывать словами – как на стену натыкаешься. И понимаешь, что тишиной и молчанием можно выразить даже больше, чем словами…

Короче говоря, одно удовольствие совершить утренний моцион при такой погоде да по улице с цветущими изгородями, с обвитыми белыми цветами вьюна кустами акации и аронии. Запах рассвета и влажной травы. И чтобы непременно вдали поезд стучал колёсами. Все эти звуки и запахи сразу вынимают из пазух памяти какие-то спокойные, приятные и только тебе понятные эмоции. Красота! И вся обстановка такая умиротворяющая, идиллическая, так что разум немедленно настраивается на далёкий от различных катаклизмов лад… Правда, до встречи с этой идиллией мне надо будет ещё завернуть в сторону помойки, чтобы выкинуть мешок с мусором.

Какое скромное и полезное изобретение эти мешки для мусора! А то изобретут какую-нибудь помпезную глупость в виде огромного жестяного щита, на котором из-под облупившейся надписи «Россия – великая держава!» просвечивает замазанное прежнее и всем знакомое «Вперёд к коммунизму!» – восклицательный знак остался от прежней надписи. И установили этот щит за помойкой. Кому он тут нужен? Бездомным кошкам, что ли? Только у нас могут такое «изобрести». Где ещё додумаются звать людей вперёд к коммунизму сразу за помойкой или напоминать им тут же, чья держава самая великая?

На помойке как всегда заседают коты. Ждут мой вискас. Но сегодня их почему-то не видно… Ах, вот же они сидят неподвижной стайкой в стороне от контейнеров. Сидят и внимательно следят за мной. Чего это они? Собак вроде нет. Странно. А с другой стороны, чего же странного? Мало приятного просидеть весь свой век бок о бок с отходами человеческой жизнедеятельности. Сейчас, усатые-полосатые, я только выброшу мусор и будет вам вискас. «Ах, как много на свете кошек! Нам с тобой их не счесть никогда…».

Но кошки даже не реагируют. Обычно они сразу же лезут в мешок, как дети в сумку к маме, которая обещала купить подарки. А тут всё так же сидят в стороне. Я начинаю думать, куда мне положить корм для них, и вдруг краем глаза вижу что-то такое, чего не может быть. Не сразу понимаю, что вижу детскую ручонку среди мусора. Продолжаю убеждать себя, что этого не должно быть здесь, на помойке, но глаза говорят обратное. Я приглядываюсь и обнаруживаю, что в среднем контейнере лицом вниз лежит младенец. Точнее, его закрывает мусор, но ясно видна голова и протянутая вперёд ручка. По тонкой и белой его шейке тянется неровная синяя линия из кровоподтёков. По многочисленным современным криминальным сериалам я знаю, что эта линия называется странгуляционная борозда.

Начинаю метаться, искать чего-то. Бегу к своему дому, наскочив лицом на невесть откуда взявшуюся паутину, и резко поворачиваю назад. Снова вижу глупый жестяной щит, где из-под «великой державы» вылезает призыв к коммунизму, и хочу заорать «Караул!», но голос куда-то предательски смылся. Возвращаюсь к баку с мусором, чтобы удостовериться в том, что меня так потрясло. Оборачиваюсь к кошкам. Они всё так же неподвижно сидят в стороне и как бы кивают мне: «Да, вот так, человече».