Корпоратив королевской династии

– Замолчи! – буркнул супруг. – Разговорилась не вовремя, лучше женщине помоги, она еле стоит! Пошли, дядя Ваня, авось этот убогий живо кусалки отыщет. Взял на свою голову недоумка. Прости, Господи, мою гневливость. А как не гневаться? Я с четырех утра у печки, а помощничек в шесть заявился. Автобус, понимаешь ли, раньше не ездит. Тьфу! Пешком беги, на велик сядь, на собаке скачи, на метле лети. Если бы я вот так, на два часа позже, на службу явился! Вот бы покойный Степан, учитель мой, от всего своего незлобивого сердца и доброй души скалкой меня промеж ушей благословил бы. Упокой Господь Степана в царствии твоем, прости ему прегрешения вольные и невольные да пьянство черное.

Кондитер взял старичка под руку и провел в дверь слева. Розамунда смущенно залопотала:

– Простите, пожалуйста, Юра хороший муж, добрый человек, но сегодня день рождения нашей дочки Паулины, вот он и сорвался. Видите торт?

Я посмотрела на фарфоровое блюдо, стоящее на круглом столике.

– Очень красивый торт, украшен живыми орхидеями.

– Цветы из сахара, – пояснила Розамунда.

– Вот это да, – восхитилась я, – ваш супруг большой мастер.

– У Юры множество наград разных конкурсов, – похвасталась аптекарша, – и полно заказчиков не только в нашем городе. Но этот торт птицы склюют. Муж его на кладбище отвезет и на могилу Паулины поставит.

– Сочувствую вашему горю, – пробормотала я.

– Пойдемте, дам вам мазь, – предложила Розамунда.

Мы покинули пекарню и пошли по короткому узкому коридору.

– Давно это случилось, – вдруг сказала Фихте, когда мы очутились в уютной кухне, – не вчера. Мы с Юрой поженились, чтобы ребенок в законном браке на свет появился, наплевали, что наши матери на дыбы встали. Почему моя мама протестовала, понятно. Я в пятнадцать лет забеременела и скрывать свое положение и любовь к Юре не стала, заявила ей: «Аборт – это грех. Рожаю ребенка. Мы с Юрой поженимся». Мама сразу ответила: «Доченька, я и в мыслях не имела тебя на операцию отправить. Дети божий дар, мы воспитаем малыша. Но на венчание моего благословения не жди. Юра без штанов, еще ничего не заработал, под материнской пяткой сидит. Сельма из Верных, самая неистовая из них, на всю голову ушибленная…»

Вот вам мазь, прямо сейчас воспользуйтесь.

– Спасибо, у меня ничего не болит, – улыбнулась я, – а чаю бы я выпила с удовольствием.

Розамунда пошла к буфету.

– Могу предложить напиток с мятой и домашние кексы. Если предпочитаете пирожное, отведу вас в кафе к Юре.

– Обожаю маффины, – призналась я, рассматривая выпечку, которая лежала на плетеном подносе, – особенно привлекательно выглядит вон тот, в шоколадной глазури.

– Сейчас тарелку дам, – засуетилась Розамунда. – А вы откуда?

– Из Москвы, – ответила я. – Кто такие Верные? Уже не первый раз о них слышу.

– Вы где поселились? – не ответила на вопрос хозяйка.

Я взяла кекс.

– В замке Олаф.

– У Хансонов, – поджала губы Розамунда, – мда.

– Они вам не нравятся, – сообразила я.

Аптекарша включила чайник.

– Мерзавцы! Гореть им в аду! Елена, когда по замку туристов водит, про Эдмунда помалкивает, и всем ее клевретам да прислуге о старшем брате Карла упоминать запрещено. Хансоны в городе короли, с ними не то что ссориться, даже косо в их сторону поглядеть нельзя. Елена тогда со света сживет. Свои все, конечно, эту историю знают, а вот если вы вдруг любопытство проявите, скажете: «Вроде у Мартины двое детей родилось», то вам сразу соврут: «Нет, нет, Карл один». Однажды колбасник Павел лишнего в трактире хлебнул и туристке про Эдмунда растрепал. Да еще громко так, со смаком, весь шалман слышал. Ну чего с пьяного взять? Хансоны вроде никак не отреагировали, а через пару дней Павел к Юре пришел с вопросом:

– Почему ко мне в лавку никто не заходит? Еще в понедельник автобусы с туристами у дверей тормозили, влет мои корзиночки с мини-колбасками уходили. А со среды пусто. Товар пропадает, выручки нет.

Юра тоже удивился, у нас по-прежнему очередь стояла. И что оказалось? В Олафе на ресепшен объявление повесили: «Господа туристы, не рекомендуем вам делать покупки у колбасника Павла. Его изделия не отличаются хорошим качеством». Пришлый народ в магазинчик заглядывать перестал, местные тоже начали его обходить, гиды автобусы к другому мяснику направили. Лопнул бизнес Павла.

– Жестко, – вздохнула я.

– Хансоны такие, – поморщилась Розамунда, – а вот мы с Юрием всем правду об Эдмунде говорим, это наш долг перед Паулиной. Ни Елена, ни Карл нам не указ, но они нам дурного не делают. Знают, что я правду каждому встречному про старшего сына Мартины доложу. Но Хансоны делают вид, что понятия об этом не имеют. Почему? Не я их, а они меня боятся, за Юрой армия Верных стоит, свистнет муж, и от Олафа одни развалины останутся. И еще: во всем Мартина виновата, она главная врунья. Елене за нее стыдно, вот и не смеет она против нас с мужем войной идти. Придет ко мне кто из приезжих, товар наберу да спрошу: «Где вы поселились?» Если про Олаф слышу, всегда правду выкладываю.

Розамунда поставила передо мною большую кружку.