— Я ее просто узнала! Она — музыкант, солистка в группе «Кибернервы». Они выступали по всей Америке. Вот и в Найт-Сити заглянули. Когда я увидела афишу в сети, я сразу поняла, это она!
Мередит теперь посмотрела в лицо Грейс прямым взглядом. Вся ее внешность говорила о страшном желании быть непохожей на свою мать. Все эти панковские примочки, дырявые шмотки…
Грейс взгляд выдержала. Мередит укоризненно покривила губы и пренебрежительно фыркнула:
— Исполнила, значит, мечту всей жизни — стала клоуном и кривляешься на потеху отребью.
— Зато я счастлива. А ты можешь так про себя сказать?
— Все, что я делала, было для тебя! Я хотела сделать из тебя человека.
— И много хорошего от жизни таким «человеком», каким ты меня хотела сделать? Жизнь на работе? Нет времени ни на что, даже на собственную дочь?
— Не смей ставить это мне в укор, — произнесла Мередит недобрым голосом.
Дэнни поспешила остановить заново разгоравшийся конфликт. На некоторое время снова повисло напряженное молчание.
— Ну и как продвигается сценическая карьера?
— Нормально, — буркнула Грейс.
— Они в чартах, — несмело добавила Дэнни, надеясь немного подбодрить разговор, чтобы не стояло молчание. — Их музыка популярна.
— Музыка! Пфф. Какая это, нахрен, музыка? Знаю я вашу музыку! Одни дурацкие вопли и шизофазическая ахинея. Недалеко ушли от папуасов. А публика тоже достойнейшая. Одебилевшие от наркоты обезьяны, трясущие немытыми гривами.
— Тоже своего рода признание, — огрызнулась в ответ Грейс. — Если корпораты критикуют мои песни, значит, я все делаю правильно.
— Да причем тут критика? Этот шум не стоит времени на его прослушивание.
— Ты всегда была глухой к искусству.
— Это не искусство, это убожество.
— Ладно-ладно! — Дэнни вновь спешила прикрыть опасные разговоры, ведущие к эскалации. Ей было нелегко. Кажется, она начинала понимать, во что ввязалась. Мередит и Грейс были способны выстроить конфликт на совершенно любой почве.
Мередит встала из-за стола с сигаретой, прошлась по гостиной. У нее много сил уходило на то, чтобы держать себя в руках. Поддерживать подобие светской беседы с дочерью было тяжело.
Грейс тут же демонстративно закурила и смотрела в лицо Мередит вызывающим взглядом: давай, обругай меня и за это!
Мередит лишь пренебрежительно покривила губу. Не в ее стиле было размениваться на мелкие уколы, когда можно врезать в полную силу.
— Значит, у тебя теперь своя группа? А что с твоими старыми дружками-объебосами?
Грейс ответила не сразу.
— Большинства уже нет. Роя убили менты. Флинт и Мария сторчались, а сам Харви застрелился.
Мередит злорадно посмеялась.
— В тебе есть хоть что-то человеческое? — укорила ее Грейс. — Они были моими друзьями!
— Как будто это что-то для тебя изменит. Мне интересно, а что же ты не торопишься за друганами? Стать историей, м? Разве не об этом ваш брат грезит?
— Меня не интересует слава сама по себе. Я хочу поделиться с людьми своим миром.
— А, ну понятно. Слушай, эти байки про «корпоративный колониализм» рассказывали еще полвека назад. Не пора ли сменить пластинку?
— Я не надеюсь, что ты поймешь.
Мередит, в свою очередь, не надеялась, что дочь ее поймет. Эти болезни лечатся только временем, а его у панк-рокеров часто не так много. Люди такого сорта не доживают до старости. Мередит держала в голове мысль, что ей, возможно, придется хоронить и дочь.
— Давай уже к делу. Чего тебе от меня надо?
— Я хочу мира.
— Ничего себе. А с чего бы это?
— У меня… Не так уж много близких людей осталось. Я поняла, что я только теряю их. Больше их не становится. Я хочу попытаться ради разнообразия приобрести близкого человека. Ну или хотя бы самой избавиться от обиды. Ты мой близкий человек. Самый близкий в теории. Хоть и ты это всегда ты.
Мередит остановилась напротив Грейс, молча смотрела ей в лицо.
— Вот как… Ну что ж, это оказалось не так просто, да? Нелегко переступить через себя.
Грейс молча встала из-за стола и приблизилась к Мередит так, что их разделяла пара шагов.
— Мама, прости меня… Если сможешь.
Взгляд Грейс был прямым, в нем чувствовалась необычайная сила. Мередит на мгновение опешила и растерялась.
Но еще больше потрясло Мередит другое. В тот момент, когда Грейс произнесла эти слова, Мередит почувствовала странную досаду. Она будто потерпела поражение. Она теперь понимала: ее долгом было первой сказать дочери эти слова. Все будто в один миг перевернулось. И теперь Мередит не могла отделаться от мысли, что вражда, тянувшаяся все эти годы, была какой-то нелепостью, унижавшей ее саму.
Ей пришлось отвести взгляд. Грейс ее обыграла.
Но стоило ли звать это играми?
У Мередит не было слов, чтобы ответить.
Какой еще ответ, думала она, я могу дать? Она — моя кровь. Мое наследие.