Корпорации «Винтерленд»

Мириам протягивает руку и злобно щелкает выключателем CD-плеера. Автомобиль погружается в буйство звуков. «Адажио на все времена, том 3».

Что делать? Позвонить Фитцу? Подождать? Что-то сделать необходимо. Он слишком засветился: нельзя, чтобы история раскрылась. Что на уме у Джины? Может, она планирует шантаж? Или пытается связать то, что знает — или думает, что знает, — с гибелью брата? Может, она не менее опасна?

Нортон закрывает глаза. Он видит, как на деревянный стол пивного дворика под шепот моросящего дождя оседает то, что прежде было мужчиной. Видит, как кроссовер сходит с дороги и летит ко дну оврага, сметая все на своем пути. Видит, как «мерседес» врезается в ствол дерева и обнимает его; видит, как «тойота» расплющивается о кирпичную стену. В навязчивом, дождем размытом оранжевом он видит брызги красного — они повсюду — и монотонно вращающийся синий. Он видит трупы: в «мерседесе» — один, в «тойоте» — три; все изуродованы, искорежены. Он видит маленького мальчика: по лицу текут струйки крови, взгляд блуждает, но он идет, он кое-как идет через осколки и ошметки навстречу вспышкам синего к своему изуродованному, искореженному будущему. Нортон мысленно листает каталог жесткачей, обсеров, чуть-не-обосратушек — и ему тяжко. Он устал воссоздавать в сознании картины, которых никогда не видел; устал соединять смурные черепки воображения, устал подглядывать за адом.

Наролет постепенно набирает обороты, и вот, подобно льющейся из колонок музыке, вместе с душераздирающими струнными и головокружительными сладкозвучными духовыми он достигает своего крещендо, взмывает вверх и накрывает Нортона.

Когда волна отступает, Нортон приходит в себя; наконец-то он высушен и выпотрошен. Он смотрит вправо.

И постепенно привыкает к умиротворению.

Мириам отлично водит машину. Быстро, но собранно. Она реально следит за дорогой. И так решительно переключает скорости, будто проходит трассу «Формулы-1».

Какой же он дурак!

— Прости меня, дорогая.

Они въезжают в туннель и замедляются.

— Как только мы приедем домой, ты сразу же отправишься в кровать, — произносит Мириам после подобающей паузы. — Ну или, — продолжает она уже нежнее, — раньше, чем обычно. Можешь один раз сделать мне приятное?

— Конечно, я все сделаю, как ты скажешь.

Некоторое время они молчат. Уносятся за страстью одинокой скрипки.

Светофор переключается на красный, они подкатываются к нему, встают.

— Что за девушка с тобой разговаривала?

— Джина Рафферти. Сестра Ноэля.

— Такая молодая?

— Просто у них семья большая. Она, наверное, младшая. Она, конечно же, расстроена. Хотела поговорить о брате. — Он пялится на торпеду. — О работе, проектах, обо всем таком.

— Бедняжка.

— Я предложил ей зайти ко мне в офис.

Зажигается зеленый, и они трогаются; желудок Нортона тоже приходит в движение. Где-то в паутине вязкого и пыльного наролета происходит слабый химический сдвиг.

— Так покажи ей, — предлагает Мириам, — если ей так интересно.

— Что показать?

— Да здание ваше. Устрой экскурсию. Отведи наверх. Пусть полюбуется видом.

— Хм, — произносит Нортон; его слегка мутит, — возможно.

Он прикрывает глаза: опять пошло мелькание. Зато в кино ходить не нужно. Вот верхний этаж Ричмонд-Плазы… воет ветер, надувается брезент, сквозь стальную решетку пробиваются лучи солнца. Сумасшедший вид на город: Либерти-Холл, Центробанк, шпиль церкви Крайстчерч, а дальше парки, озелененные территории, похожие на микросхемы жилые кварталы, гигантские торговые центры, новые кольцевые дороги, широкие шоссе, изломанные и томные, как руки, протянутые во всех направлениях…

Это новый город.

Его город.

— Да. — Он кивает и снова открывает глаза. Затем кладет увесистую руку на живот: так меньше мутит. — Так я и сделаю.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Марк окликает тетю уже с порога — предупреждает. Если он с бухты-барахты появится на кухне или в гостиной, она перепугается. Она не привыкла жить одна и боится каждого шороха. Со смерти дяди Деза прошло всего шесть месяцев. Конечно, это не срок, размышляет Марк, особенно если ты прожил с человеком больше сорока лет.

Он входит в дом, делает несколько шагов по коридору и еще раз зовет ее:

— Тетя Лилли?

За кухонной дверью слышно нервное прерывистое дыхание.

Черт!

— Тетя Лилли, это я, Марк.

— Слава богу. — И потом: — Я тут.

Марк заходит на кухню. Тетя сидит за столом. Перед нею груды бумаг. Через открытую дверь слева видна гостиная. Там работает телевизор, звук выключен.

Тетя поднимает на него глаза и выжимает нервную улыбку:

— Марк, какое счастье, что ты пришел! Не представляю, что бы я без тебя делала.

— Ох, тетя, все то же самое, что и со мной.

Он подходит к ней и целует в лоб. Потом придвигает стул и садится поближе, склоняется вперед, скрещивает руки, как заправский доктор перед началом консультации. Даже произносит коронное:

— Ну-с, на что жалуемся?

Тете Лилли под семьдесят, но выглядит она старше. У нее седые волосы, она вся сморщенная и сухая. Видно, что последние месяцы выжали из нее немало соков.