Заиграла музыка, кажется венгерский танец №5 Иоганнеса Брамса, и пары вновь пустились в пляс, вокруг умирающего в муках бывшего руководителя департамента антиконтента. Вырвавшись из бального зала, мне не хотелось ничего, кроме как напиться до состояния амнезии. Сцена пытки Владимира Семеновича и его последние слова не уходили из моей головы, повторяясь, словно зацикленный кусок фильма. Ольга чувствовала мое состояние, поэтому приказала своему водителю отвести нас в какой-то ресторан. Мы зашли в очередной накуренный зал, упали на диван, официантка оперативно доставила нам бутылку спирта, я, сорвав с себя маску, налил полный стакан тягучей прозрачной жидкости и залпом выпил его. Большая порция спирта практически моментально сделала свое дело. Я сильно захмелел, и пытка Высоцкаго стала казаться нереальным сном, который прочему-то причудился мне в этот странный во всех отношениях вечер. Я выпил еще стакан, и затем Ольга неожиданно предложила поехать к ней в гости. В любой другой момент я бы встретил это предложение с большим воодушевлением, но сейчас безразлично кивнул головой. Двери в подъезд красивой новостройки возле Центральной избирательной комиссии нам открыл швейцар в красной ливрее и с каким-то странным орденом в виде лилии с зелеными лепестками. Квартира Ольги располагалась на верхнем этаже с большим залом и панорамными окнами. На стенах гостиного зала висели портреты различных писателей и поэтов, среди которых я узнал Федора Достоевского, Антона Чехова, Уильяма Шекспира, Марка Твена, Владимира Высоцкаго и Сергея Есенина. В центре зала стоял довольно широкий журнальный столик и огромный кожаный диван, в который я сразу же завалился.
– Выпить хочешь? – спросила меня Ольга.
– Пожалуй, нет. С меня уже достаточно, – ответил я.
Ольга села рядом и взяли мою руку в свою ладонь. Мы просто молча сидели и смотрели в окно на заливаемый дождем древний город, который за свою историю видел много страстей, страданий и чаяний, побед и поражений, предательств и подвигов, измен и чистой любови. В какой-то момент она стала целовать мое лицо – щеки, лоб и губы, а затем стала стягивать с меня белую рубаху. Я стал помогать ей высвобождаться из школьной формы, и вскоре наши тела слились в один полыхающий страстью организм. Это были мои самые счастливые и одновременно горькие переживания за время пребывания в Кузне. С этими эмоциями я и заснул.
Райский сад