Под утро, уставшие и пустые, мы уснули прекрасным бутербродиком. Тиша распласталась на мне, раскидав по моей груди волны своих бесподобных, струящихся волос.
Мы спали, местное святило уже взошло, когда нас разбудил звонкий смех ее двоюродной сестры.
— Эй, Тиша, так не честно! Вставайте, сони! От вас хоть что-нибудь, осталось? О, я смотрю вы решили рекорд побить по наслаждению телом? — Она ласково потрепала мое мужское начало, или точнее сказать, конец, и надув губки сказала:
— Пусто.
Она легла рядом в чем-то невесомом и беззастенчиво разглядывала мое лицо. Поводила пальчиком по ушам губам, запустила в мои волосы растопыренную ладошку. Я увидел перед собой две пары прекрасных глаз: Тиши и еще одной прекрасной феи.
— Я что, в раю? Счастье умножается?
Меня подняли в положение сидя, четыре ласковые руки.
— Это моя двоюродная сестра Лали. Гриша, воин и чудесный любовник!
— Его надо отмыть, побрить, накормить! И продолжить ….втроем, — хохотала Лали.
Меня повели в душ. Сначала меня мыли, ласкали телами, затем любили, потом брили, кормили и опять любили. Время подходило к концу, и я с ноющей болью в душе и чреслах не желал прекращения этого прекрасного праздника. Увижу ли я все это еще когда-нибудь. Я глядел на них и мой разум говорил мне, что эти сутки стоят целой жизни! Тиша увидела мою грусть и спросила:
— Тебе пора?
— Да. Я не хочу тебя потерять, — Я взял в руки ладонь Тиши и расцеловал кончики пальцев.
Мы сидели за столиком на улице, вчетвером. Пили местный чай с фруктами и разнообразными десертами, Лали о чем-то весело беседовала с отцом.
Тиша вспорхнула ко мне на колени и обняла меня левой рукой, а правую приложила к моему лбу. Ее голос стал неестественно низким, вибрирующим, монотонным:
— Ты всегда найдешь дорогу ко мне и к тем, кого ты любишь!
На моем лбу как будто расцвел третий глаз, как будто над переносицей появилось что-то новое, невесомое, но плотное. Раскрылся невесомый, неосязаемый протуберанец, ощутимый только на уровне чувств. Тиша опустила ладонь и поцеловала меня долгим влажным поцелуем.
— Сколько тебе осталось? — спросил Марон.
— Не знаю, но немного, — выдохнул я застрявшем в горле голосом.
— Тиша, освободи парня, я сделаю ему подарок.
Она вспорхнула и встала сзади, положив свои руки мне на плечи. Марон, коснувшись ладонью моего лба, произнес:
— Ты всегда отличишь съедобное от несъедобного, дающего и поглощающего энергию, полезное от яда. Ты из трех невкусных сделаешь вкусное.
Опять в моем лбу произошли какие-то приятные изменения, и я улыбнулся своим новым возможностям.
— Я тоже хочу сделать подарочек! — Защебетала Лали. — Кыш, кыш все! Я тоже что-то умею.
Она заняла место Марона, положила мою ладонь на свою ладошку и накрыла другой. В ладони неожиданно кольнуло и тут же прошло.
— И что это?
— Теперь, соединив большой палец с указательным, ты станешь неуязвим к магии мыслей, то есть к любой магии, на десять ударов сердца!
— Спасибо вам огромное!
Счетчик остатка времени стал моргать на периферии зрения, отсчитывая последние секунды последней минуты. Я быстро встал, подхватил в объятия Тишу и поцеловал ее с любовью и грустью.
12
Именно в такой позе с закрытыми глазами я и оказался на глазах у всех своих сокланов, в зале наставника. Когда я выпрямился и обернулся, чтобы посмотреть на город, там была стена с барельефом из мрамора, на котором было высечено изображение — восточного города.
Все, в том числе и наставник, стояли молча, счастливые и грустные, задумчивые и просветленные.
Тишину разрезал сдержанный голос Санька:
— Я подмастерье! Я могу оставлять вензель на любой одежде и броне, прибавляющий плюс десять процентов к ловкости! Я обещал жениться обеим дочерям мастера, и он, как это ни странно, не против! Я сам смогу сшить всем нам костюмы, которые остаются на владельце после респауна, а их ремонт будет мне обходится в тридцать единиц маны!
Мы все обернулись на Санька, держащего на руках огромный рулон тонкой коричневой кожи, и пару рулонов еще какой-то ткани.
Егор стоял в расшитом золотом королевском костюме с огромным, в драгоценных камнях, посохом в руках и с блаженной улыбкой на устах.
Саха с серебристым обручем на голове, в плаще придворного мага с черным эбонитовым посохом с мерцающим на конце почти черным огромным рубином. Его улыбка была наполнена превосходством и отстраненностью. Но как бы он не прятал, ликование все равно читалось.
Сага был в костюме асасина, хорошо подогнанным под фигуру, плаще с капюшоном, с двумя рукоятками мечей из-за спины.
Счастливый Пух держал на руке питомца — красивую птицу, очень похожую на сокола, которая внимательно всех разглядывала и когда, увидела всех, щелкнула клювом и погрузилась в дрему.
Даша и Макс походили на туристов: с двумя огромными рюкзаками, из которых слегка торчали концы каких-то раздвижных удочек и спиннингов, их костюмы с множеством карманов и висящих блесен говорили сами за себя. Загорелые и довольные они выглядели как путешественники, приехавшие с месячного пребывания в туристическом походе.
Разглядев каждого, наставник произнес: