Корпорация «Исполнение желаний»

Следующие три дня я запомнила смутно. Работа занимала все свободное время: вставали здесь с зарей, а ложились уже затемно. От перечня поручений рябило в глазах: я была то на кухне, то во дворе, то в особняке, то в подсобном помещении. Ничто не занимало мою голову полностью, она была наполнена пустотой и апатией, осознание рабского заточения убивало всякое желание даже легонько трепыхаться. К этому моменту я уже окончательно осознала, что не увидеть мне в скором времени ни Алекса, ни Линду, ни кого-либо другого из друзей, что я останусь на ранчо надолго, возможно, навсегда. Я поняла, что не стоит даже рождать пустую надежду на чье-то понимание или поддержку. Как когда-то сказала Янка — в Тали каждый сам за себя. Так оно и было.

Иногда я разговаривала на кухне с Табитой, когда у той находилась свободная минутка. От нее же я получила в распоряжение два полотенца, кусок мыла, чистую застиранную майку бежевого цвета и две пары нижнего белья. Думать, кому они принадлежали раньше, не хотелось, но и выбора, носить или брезговать, как такового не было. Все, что когда-то мне досталось вместе с сумкой от Корпорации, осталось в комнате на третьем этаже на Бэль-Оук авеню. Никто не позаботился привезти все это на ранчо.

Табита же указала мне путь к душевой, что располагалась в подсобке, недалеко от моего крыла, и теперь, каждый вечер перед сном я хотя бы имела возможность смыть соляную корку пота, которая образовывалась на коже с самого утра, стоило беспощадному солнцу Тали подняться над горизонтом. Запасных штанов у меня не было, а те, что подвергались ежедневной носке, от толстой корки грязи едва сгибались в коленях. Кроссовки тоже быстро приходили в негодность. Однако мне было все равно.

Меня больше ничего не интересовало. Ни одежда, которая была надета на меня снаружи, ни то, что осталось внутри.

Я не смотрела в лица проходящих людей, не слушала их разговоры. Руки делали свою работу автоматически, а основные силы уходили на то, чтобы охранять голову от мыслей. Мне казалось, что я едва удерживаюсь на грани отчаяния, и стоит только начать жалеть себя, как я тут же соскользну в пропасть. И уже насовсем. Простым и надежным казалось только пребывание в безэмоциональной пустоте.

Все, что когда-то было таким естественным, будто старая фотография, забытая на чердаке, покрылось пылью и выцвело. Кафе «Лориан», что стояло напротив моего дома в Клэндон-Сити, послеобеденные чаепития с девчонками-продавцами в магазине (Линда никогда не забывала купить шоколадное печенье), вечерние просмотры теленовостей, привычное тиканье часов на камине. Смех Алекса и вовсе теперь звучал отдаленно, будто доносясь из растаявшего утреннего сна, а его улыбка полностью стерлась из памяти, словно кто-то злой и бездушный нечаянно смахнул ее мокрой губкой, приняв за горстку пыли.

Не было больше ни шопингов, ни мечтаний о собственной машине, филиале второго магазине или хотя бы чашке мороженого на ночь. Вместо этого был желто-красный жаркий пейзаж, дрожащий раскаленный воздух, выкрики охранников и иногда жалобные стоны рабочих.

Я приходила в комнату, когда на темном покрывале неба уже сверкали крохотные звезды, развешивала выстиранную одежду на единственном стоящем в углу комнаты столе, скручивала спутанные волосы в косу и ложилась в постель. Отворачивалась к стене, прижималась лбом к холодной штукатурке и слушала редкие шаги в коридоре. Когда не удавалось избавиться от назойливых мыслей и подступающих слез, я принималась дергать себя за жесткие от хозяйственного мыла локоны или теребить тощую подушку, в надежде хоть как-то отвлечься. Зачастую я просыпалась с полной охапкой перьев, зажатых в ладони. В скором времени это грозило закончиться тем, что я останусь без всякой подушки, но поделать с собой ничего не получалось.