Соболева неопределенно пожала плечами: ни да, ни нет. Но Свету распирало от желания поделиться новостью, пока этого не сделал кто-то другой.
– Позавчера Роберт Моисеев попал в аварию. С летальным исходом.
Словно гром среди ясного неба. Алена вспомнила измученные глаза и звериный оскал Моисеева, и словно вихрь, перед глазами закружилась цепочка событий. Первая встреча в «Гранд Парке»; побои, после которых пришлось встречать Новый год на больничной койке; уверенные слова Штурмина, что больше ее никто и пальцем не посмеет тронуть; угрозы, покушение на советника, и вот теперь – нелепая смерть в автокатастрофе.
Сомнения колыхнулись в душе с новой силой, возродив подозрения. Ей очень хотелось верить, что это всего лишь несчастный случай, а не чья-то злая воля. Сначала –
Давлатян, теперь – Моисеев. Будто кто-то расправляется с южноморскими аферистами, безжалостной рукой верша правосудие. На ум пришли давние истории про «Белую стрелу» – группу сотрудников правоохранительных органов, приговоривших в девяностые преступных авторитетов к смерти и собственными руками исполнявших приговор.
Истории, не нашедшие документального подтверждения, но в которые многие верили.
Сделав несколько звонков своим информаторам в компетентных органах, Алена Соболева уже через четверть часа имела у себя четкую картину ДТП. Роберт возвращался в Южноморск из поселка Высокое, где по заведенной традиции посещал элитный комплекс «Орлиное гнездо». Попарился в сауне, искупался в бассейне и в половине первого ночи двинул домой. Дорога там – горный серпантин, но достаточно широкая, освещенная, отгороженная от обрыва бетонным парапетом. Машина, по заверениям криминалистов, была исправна, новая, но это не помешало ей, не вписавшись в поворот, который местные именуют не иначе как «ведьминым», пробить ограждение и рухнуть в пропасть почти со стометровой высоты. Там длинный почти прямой спуск, заканчивающийся крутым виражом…
– Хоть у него и Порше, но скорость приближалась к двумстам, – заверили ее в ГИБДД, – в горах это равносильно самоубийству.
Оказалось, что есть даже свидетели аварии. Пожилая чета из Тулы ехала сразу за ним
– Моисеев обогнал их автомобиль перед самым изгибом дороги и едва не совершил столкновение. А затем по прямой, не снижая скорости, сиганул со скалы.
– По показаниям свидетелей, Моисеев не тормозил. Совсем. Стоп-сигналы даже не загорелись. Удар был страшной силы…
В мозгу тут же предстала картина происшедшего. Породистый рев двигателя спортивного автомобиля, визг шин, столкновение, будто машину сунули под большой гидравлический пресс. Скрежет рвущегося, словно бумага, металла, звон битого стекла, хлопок выстрела подушек безопасности, хруст ломающихся костей, нечеловеческие крики. Взрыв бетонного ограждения, разметавший в разные стороны серую пыль и осколки. Летящий в бездонную пропасть, где течет гордая и бурная речка Туношна, не красивый и элегантный Порше-Кайман, а ком искореженного мятого железа с костяным мешком внутри.
– Да реальные свидетели, реальные, – отмел подозрения Соболевой следователь, в производстве которого находилось дело о ДТП, – сам дважды с ними беседовал.
До последнего не верившая в случайность происшедшего, журналистка хотела по крупицам восстановить трагические события.
– Да нет там никакого заговора. И не было никогда. Сам он, себя и девчонку.
– Их было двое?
– Двое. Моисеев и его подруга Ольга Юсупова. Два трупа. Смерть наступила мгновенно.
Соболева прокручивала различные варианты, как могли бы развиваться события, но информатор отмел все их без всякого сожаления:
– Если их и убили, то предварительно закачали кокаином по самое некуда. Обоих…
Известие о том, что Роберт Моисеев пристрастился к наркотикам, не вызвало у Алены удивления. О чем-то подобном она догадывалась после последней встречи в Академии развития предпринимательства.
– Они под кайфом… им не до дороги было… Сексом занимались… оральным…
Последнее уточнение было излишним и сути дела не меняло.
Вот и весь сказ. Плетущий интриги Моисеев сам пал жертвой разнузданной жизни, не выдержав бремени неожиданно возникшего богатства. И советник здесь оказался совершенно ни при чем.
Бог шельму метит!
Думала, что все забылось, Алена Соболева считала, что подозрения, надломившие отношения с Борисом, прошли безвозвратно. Сначала старалась дистанцироваться от дел, которые – как уверял Вадим – вершил Штурмин, прикрываясь властными полномочиями.
Затем рада была поверить в его кристальную честность, хотя червоточина сомнения неизбежно поселилась в душе. Но ведь она любила его! Любила… Убеждала себя, что они – это отдельный розовый мир, будничная серость над которым не властна. Заставляла себя не думать… День и ночь проводила в редакции, пытаясь найти успокоение в работе. День и ночь торчала перед светящимся монитором, избегая встреч с любимым мужчиной.
Боялась взглянуть ему в лицо, страшилась увидеть его глаза, искала любой предлог, чтобы отказать ему в свидании.