Выкрики стали теперь громче, в диапазоне от возмущенных до гневных, сопровождаемые боем стекла и другой подобной какофонией. Многолетние пребывание поблизости от Тананды натренировало мой слух, и поэтому я забавлялся, пытаясь составить по звукам список причиненного ущерба. Вот перевернулся столик…. .. еще один стул…. .. зеркало (интересно, как это она не попала по стаканам?)…. .. вот определенно сломалась кость…. .. чья-то голова ударилась о стойку, по-моему, ухом…. .. А вот пошли стаканы…
Тело, брошенное сквозь зеркальное стекло ветрины, пролетело рядом со мной и подскочило разок на тротуаре, прежде чем остановиться обмякшим кулем… и тело, к тому же, довольно приличных размеров.
Если я не ошибся, сестричка прибегла в этой потасовке к магии, иначе никак не добилась бы добавочного подскока при горизонтальном броске. Либо применила магию, либо действительно разобиделась! Я спорил с собой, бранить ее или нет за нарушение наших неписаных правил, запрещающих пускать в ход магию при потасовках в барах, но решил не возникать из-за этого. В том случае, если она просто чересчур разволновалась, такое замечание всего лишь навлечет возмездие, а Тананда, даже не раскипятившись, может быть настоящим наказанием.
К этому времени грохот в таверне прекратился, и возобладала зловещая тишина. Я счел этот момент вполне подходящим для проверки, как там дела, и поэтому осторожно пробрался вдоль стены и заглянул в дверь.
За исключением одного единственного стула, которому, кажется, удалось-таки остаться без единой царапины, заведение заполняли сплошь обломки и лохмотья. Среди обломков небрежно валялись обмякшие или стонущие тела, придавая помещению общий вид поля боя после тяжелого сражения… чем оно, конечно, и стало.
Удивляла в этой сцене только Тананда. Вместо привычного для нее гордого обозрения побоища, она прислонилась к стойке, спокойно болтая с барменом. Эта загадка быстро разрешилась, когда указанный индивид поднял взгляд и увидел в дверях мои довольно индивидуальные черты.
— Эй, Корреш! Подходи и выпей с нами за мою долгожданную перестройку.
Тананда пристально поглядела в мою сторону, а затем одобрительно кивнула.
— Заходи, братец. Тебе никогда не угадать, кто владелец этой пивнушки.
— Я, по-моему, вычислил это, — отозвался я, наливая себе из стоявшей на стойке разбитой бутылки. — Здорово, Хорек. Немного в стороне от твоих обычных охотничьих угодий, а?
— Теперь нет, — пожал он плечами. — Нынче это дом, мой милый дом. Не могу придумать никакого иного места, где бы мне позволили вести дела в качестве уважаемого бизнесмена.
Тананда слегка поперхнулась содержимым своего бокала.
— Уважаемого бизнесмена? Брось, Хорек. Ты же говоришь не с кем-нибудь, а с Танандой и Коррешем. Сколько лет мы тебя знаем? По-моему за все это время в твоей голове не появлялось ни одной честной мысли.
Хорек печально покачал головой.
— Оглянись кругом, милая. Это — мое заведение… или, по крайней мере, было им. Уже довольно давно честно и без дураков занимаюсь только им. Возможно, этот образ жизни и не такой волнующий, как мой прежний, но он наверняка не менее выгоден, так как я не теряю времени на сидение в каталажке.
Сестричка уже открыла рот, готовясь отпустить еще одно ехидное замечание, когда я двинул ей локтем по ребрам. Хотя я сам не прочь прибегнуть иной раз к воровству, я считал, что если Хорек искренне хотел завязать, то мы могли как минимум не осложнять ему этого пути.
— Так скажи мне, старина, — обратился я к нему. — Что привело тебя к этому изумительному исправлению? Хорошая женщина или скверная операция?
— Ни то, ни другое. Видишь ли, произошло это так: на меня слепили чернуху… нет, на этот раз действительно оклеветали. Я ничего не сделал, но все улики сделали меня виновным, как смертный грех. Сначала я думал, мне и впрямь крышка, но тут выскакивает этот парень и усиленно меня поддерживает. Я имею в виду, он достает хорошего мазилу, а когда суд присяжных все равно признает меня виновным, он говорит с судьей и добивается для меня условного срока. И словно этого мало, после того, как я снова выхожу на волю, он подкидывает мне наличные, нужные мне для основания этого дела… хороший долг, безо всяких процентов. «Заплатишь, когда сможешь», — говорит он. Скажу вам прямо, никогда я раньше не встречал никого, так вот верившего в меня. Меня заставило задуматься об этом то, что я сам всегда говорил, что якобы вынужден быть жуликом, так как ни один честный человек не пожмет мне руки. Ну, сударь мой, я решил попробовать жить честно… и пока не пожалел об этом.
— Этот упомянутый тобой таинственный благодетель… Его случайно не Хусом зовут, а?
— Совершенно верно, Корреш. Наверно, самый прекрасный человек, какого я когда-либо встречал. Понимаешь, я ведь не единственный, кому он помог. В то или иное время он чем-то посодействовал большинству жителей этого измерения. Я не удивлен тем, что ты слышал о нем.
Тананда изобразила свою наилучшую улыбку.