Корпорация «Попс»

Что за меморандум от Жоржа? Я его не получала. Хм-м-м. Картинки. Я думаю о лошадях, печных трубах, линиях железной дороги, лодках, стремянках, стульях: а может, почти все это, в конечном итоге, просто картинки? «Малышки-шмелишки», «Му-Му и Ли-Ли» и все прочие игрушки, дизайн которых мы — люди, сидящие в этой комнате, — придумываем, все они — лишь картинки, в точности как видеоигры. Пластиковая форма выполняет ту же функцию, что и двоичный код — стимулирует воображение, желание, удовольствие… Бог с ним. Мы знаем об этом, и знаем, что это о'кей. Как бы то ни было, нам постоянно твердят, что в наши дни мы всего-навсего продаем имидж, образ, идею. Продукт не имеет значения. Реальное производство не имеет значения. Произведите что-нибудь, а потом, позже, придайте изделию смысл с помощью маркетинга, принудительного ассортимента и промо-акций. А может, это просто такая «попсовская» заморочка; «попс»-перегрузка. Может, работа в этой компании заставляет тебя думать, что весь мир — лишь картонный ящик, ждущий, когда в него засунут что-нибудь пластиковое и наклеят картинку на крышку. Нет, вы не подумайте: мои наборы не такие, у них действительно есть реальное содержание, правда. И, за исключением товаров с веб-сайта «К», все, что мы производим для детей старше десяти, по правде имеет внутреннюю ценность. Так что когда кто-то приходит вытереть наш столик, я никак не могу выбросить из головы картинки, картинки, которые не существуют, и вдруг мысли мои утекают от меня, будто в стенную розетку, и вихрем устремляются к телефонному звонку, который я так хотела бы сделать, и воспоминаниям о книжке с картинками, в которых никто, даже дедушка, не видел никакого смысла.

Глава восьмая

Мак выходит из кафетерия один, неся в руке тонкую папку.

— Черт, — говорит Эстер. — Большой парад и демонстрация силы.

— Что? — говорит Дэн.

— Мак. Надо с ним встретиться, да?

Не то чтобы я забыла про встречу с Маком или не спрашивала себя, в какую, собственно, передрягу мы попали и вообще, не уволят ли нас взаправду. Вовсе нет. Но день был настолько забит другими вещами, требовавшими умственного напряжения, что у меня просто не отыскалось свободной минутки понервничать еще и из-за Мака. Когда мы встаем из-за стола, я засовываю два пальца в карман юбки, проверяю, на месте ли «попсовский» поздравительный бланк. На месте. Карманы у юбки совсем не глубокие, а я вовсе не хочу потерять эту бумажку. Мне так отчаянно хочется знать, что в ней говорится; любопытство даже сильнее, чем по поводу предстоящей речи Мака. Возможно, будь код попроще, я бы просто заскочила в уборную во время ужина и его взломала. Но, к сожалению, тут наверняка понадобится что-то посильнее приблизительного частотного анализа и кроссвордистских навыков.

На выходе из кафетерия нам выдают карманные фонарики из большой коробки у двери. Теперь снаружи темень, и я слышу, как где-то — скорее всего, на холме за «попсовским» комплексом — ухает сова. На стенах некоторых амбаров висят маленькие фонари, но их туманное сияние довольно тусклое, и ничего кругом толком не разглядеть. Они способны лишь дать понять, что где-то здесь стоит дом, или высветить неясный контур двери. Не рановато ли мы вышли? Кроме нас, на тропе никого. Что-то хлопает крыльями во тьме, вроде бы птица — стремительный трепет черных крыльев в застывшем воздухе, а потом — тишина. Эстер взвизгивает.

— Мать моя женщина, что это было?

— Летучая мышь, — говорю я. В деревне, где я жила с бабушкой и дедушкой, тоже были мыши. — Она тебя не тронет.

— От летучих мышей можно получить бешенство, — говорит Дэн.

— Только если на редкость не повезет, — замечаю я.

— Они же могут залететь в волосы, и все такое? — говорит Эстер.

— Нет. У них есть радар. Они услышаттвои волосы за десять миль.