Корпорация «Попс»

— Да. Я считаю, не существует разницы между повествованием на экране и повествованием в книге. И то и другое на самом деле излагается картинками, просто маленькие картинки на странице — буквы — складываются в слова, а картинки на экране — визуальные отсылки. Но только не говори мне, что сесть и прочитать историю чем-то принципиально лучше и полезнее, чем увидеть, как она разыгрывается на экране. Это чистый снобизм.

— Нет, не снобизм. Когда ты в последний раз видел телесериал длиной в пятнадцать часов, без рекламы и не по примитивному сценарию, который даже ребенку понятен?

— Что? Я не…

— Или телесериал, который ты смог бы сам срежиссировать? Выбрать места съемок на свой вкус? Смонтировать по своему усмотрению? Это происходит, когда ты читаешь книгу. Ты должен на самом деле в нее вжиться. Ты не просто сидишь себе и пассивно…

— Ты такой сноб, Батлер!

— Нет, я не сноб. Как бы то ни было, для протокола: я не утверждаю, что книг и всегдалучше фильмов. Я только знаю, что в общем и целом предпочитаю книги, хотя должна признаться, что лучше уж посмотрю какую-нибудь киноклассику, чем стану читать дерьмовый роман. И, разумеется, мне нравятся некоторые видеоигры. Но это просто мой выбор. Мне наплевать, что делают все остальные…

— Сноб.

— Дэн!

Он улыбается:

— Что?

— Надеюсь, ты знаешь, что вот-вот доведешь меня до белого каления.

— Хорошо, хорошо. Прости. И все же ты ужасный сноб.

— Дэн.

— Ох, ладно. — Он бросает корку сэндвича какой-то невидимой птице. — В любом случае, я даже не помню, с чего все началось.

— Ты сказал, что я была скучным тинейджером.

— Ой, точно. Прости.

— Потом я сказала, что ты едва ли был интереснее.

— А я и не был. Я только и делал, что все время дрочил.

— Ф-фу!

— И мечтал стать пилотом истребителя или астронавтом. — Дэн подливает нам обоим чаю из термоса, а я принимаюсь сворачивать сигарету. — Ну а о чем ты мечтала? Каковы были твои тинейджерские фантазии?

— Интервью продолжается, — говорю я со вздохом. — Фантазии? Ты имеешь в виду сексуальные?

— Ты прекрасно знаешь, что нет.

— Хорошо. Ну, большинство девушек-тинейджеров фантазируют о мужчинах, или о парнях, или как уж там в этом возрасте они называют лиц противоположного пола. О бойфрендах, настоящей любви, браке, детях… Или о дружбе. Это важная часть жизни.

— Значит, ты интересовалась этими вещами?

— Нет. Господи.

— Ну и о чем же ты тогда думала?

— Хм.

— Да уж, легче воду из камня выжать.

— Прости. Я же говорю, что была ненормальной. Э-э, ну, я постоянно волновалась по разным поводам. Как ты знаешь, мой отец сбежал, когда я была ребенком, и я переживала из-за него. Ну, понимаешь, мне хотелось знать, где он, вернется ли он когда-нибудь и так далее. Еще я читала много книг, взрослых книг. Если ребенком читаешь взрослые книжки, у тебя складывается довольно своеобразное представление о жизни… Хм, я думала о математических проблемах и о шахматах и мечтала о мести — это были дикие фантазии. Я начала придумывать, как стать властелином мира, но план получался слишком сложный… Почти все остальное время я просто пыталась остаться на плаву в невероятно запутанном мире, где сейчас ты популярна, а через минуту тебя травят, где стоит в первый раз явиться в школу в очках, и тебя тут же исключают из разряда нормальных детей и объявляют «четырехглазой». Я не носила очков почти до пятнадцати лет. Однажды они сломались, и дедушка склеил их скотчем. Никаких друзей тогда у меня вообще-то не было, а если бы и были — что ж, сомневаюсь, что они стали бы со мной в тот день разговаривать.

— Однажды я склеил очки лейкопластырем, — говорит Дэн. — Моя девчонка меня бросила, потому что я выглядел дурак дураком. По-моему, мне было лет двенадцать. — Его лицо на секунду грустнеет. — А у тебя теперь контактные линзы? Вместо очков?

— Да. Хотя я подумываю вернуться к очкам. От линз глаза болят.

— О, я знаю, где можно достать клевейшие очки… — начинает Дэн. Однако я не хочу клевых очков. Внутри у меня вдруг странно екает, будто я сейчас заплачу. Клевые очки.Зачем? Я хочу просто какие-нибудь дешевые очки, которые смогу склеить скотчем, когда они сломаются, — и я не хочу, чтобы это воспринималось как претензия на некий стиль. Почему стильность вдруг стала казаться мне отвратительной? И что это со мной происходит? Я знаю, что должна, по идее, хотеть быть стильной, но вот не хочу, и все тут.

Перед лекцией — очередные «соглашения о неразглашении».

— Мы не хотим, чтобы пресса увидела результаты, прежде чем мы подготовим пресс-релиз, — объясняет мне помощница лектора, когда я протягиваю ей бумагу. — Спасибо.

Лектора зовут Дэвид Фёрлонг, он — глава команды, проводившей исследование «Заклейменные». Фёрлонг представляется, рассказывает пару анекдотов об исследовательском процессе (несколько анкет упало в реку, какое-то электронное письмо оказалось с «вирусом»), а потом говорит, что, согласно инструкциям Мака, сегодня речь пойдет в основном о девушках-тинейджерах. Сообщив нам размеры группы-выборки и прочие статистические данные, он начинает презентацию.