Корпорация «Попс»

Будто я не знаю. Ох, ладно: теперь я по крайней мере знаю, как к нему обращаться. Дэн, наверное, побледнеет и начнет заикаться, когда я скажу ему, что стояла так близко к нашему предводителю. Тут я понимаю, что уже сочиняю в голове анекдоты, хотя ничего примечательного еще не случилось. Ненавижу анекдоты.

В полном молчании мы обходим дом — точнее, ближайшее к нам крыло — и оказываемся у маленькой, типа как в конюшне, двери. Мак ее открывает, и щенок, спущенный с поводка, вбегает во двор. Изнутри женский голос говорит что-то вроде «Стив, молока почти не осталось». Теперь все это больше смахивает на семейную, а не корпоративную ситуацию, и мне становится неловко, будто я приперлась в дом исполнительного директора в выходные без приглашения. Мак закрывает дверь и оборачивается ко мне.

— Что ж, — произносит он. — Ну вот.

— Мне очень жаль, что я доставляю вам такие неудобства, — говорю я. — Я бы приехала позже, если б знала.

— Все в порядке, — отвечает он. — А вас зовут… я прошу прощения?

— Алиса. Алиса Батлер.

— Ах, — говорит он, — точно. Дешифровщик.

Откуда он знает? Он что, запомнил личные данные всех креативщиков компании — а их несколько тысяч? Возможно. Может быть, так советует какая-нибудь менеджерская книжка об «умении строить деловые отношения» или еще о чем. Учите наизусть имена своих подчиненных. А может, не в этом дело. Как-то странно. Дешифровщик. Может так быть, что он знает про моего дедушку? Еще сомнительнее. Да что происходит? Помогите.

Слово да вылетает изо рта робота, то есть из моего — я такая вежливая, что хочется сдохнуть. В данный момент я вообще ни с кем не хочу разговаривать, тем более — со Стивом Макдоналдом. Сигарету — вот чего я сейчас хочу. А может, чаю. Или поспать. Я очень, очень хочу поставить на землю чемоданчик. Решаю: когда этот ужас закончится, выкурю сигарету, попью чаю, съем шоколадку, которая «на черный день» (хотя не очень-то люблю шоколад) и пущусь в пляс по своей комнате (где бы она ни оказалась), хохоча, корча рожи и делая глубокие вдохи — празднуя тот факт, что все позади.

— Итак, если б вы могли изменить что-нибудь в «Попс», что бы вы изменили? — говорит Мак, когда мы возвращаемся к кольцевой развязке и сворачиваем налево по гравийной дорожке.

Я слишком устала для таких разговоров. Если бы я могла что-нибудь изменить в «Попс», я бы уволила весь отдел маркетинга (хотя нынче мы все, похоже, «ответственны за маркетинг»). Или как насчет того, чтобы реально дать ход тем разработкам, что были «заморожены» из-за какого-нибудь исследования в фокус-группе, где дети были слишком маленькими, или слишком взрослыми, или просто слишком тупыми для данного конкретного товара? А кофе-автомат в «чилауте» на втором этаже нашей штаб-квартиры в Баттерси использует кипяток вместо горячей, но не кипящей воды, необходимой для приличного кофе. У нас нет своей автостоянки. Меня бесит наш логотип. Меня бесит то, что происходит с индустрией игрушек. Меня бесит, что я должна «отуплять» свои бренды («делать доступными», на языке начальства), чтобы они привлекали мейнстримовых детей, тогда как мои бренды со всей очевидностью рассчитаны на продвинутых «ботанов». Я бы хотела объявить мораторий на конференции для персонала — как бы они ни назывались — и получать зарплату раз в пять больше.

Мы идем по гравийной дорожке, и я начинаю понимать, как велико поместье. Мы останавливаемся на небольшом перекрестке; справа — теннисные корты, слева — стена главного здания. Гравийная дорожка тянется дальше и доходит до второй маленькой развязки, направо от которой — конюшни, налево — другая гравийная дорожка. Я не знаю, почему мы встали. Может, потому, что Мак все еще ждет, что я отвечу на его вопрос.

— Только честно, — произносит он. — Не пытайтесь меня впечатлить.

— Ну что ж, — решительно говорю я, на мгновение поймав его взгляд и вновь уставившись на конюшни. — Я бы хотела, чтобы мы использовали меньше упаковки, и чтобы после наших промо-акций не оставалось столько пластикового мусора. — По его липу явно читается, что это не совсем то, чего он ожидал, — хотя нынче «Попс» вроде бы ставит перед собой всякие «экологические» задачи. — И я бы хотела, чтобы мы охотнее шли на риск, — добавляю я. Это-то хоть ему нравится? О да. Он же исполнительный директор. Они обожают болтовню о риске и опасности, особенно сейчас, когда, кажется, решительно ничего нельзя сделать без одобрения совета директоров; никаких прыжков без страховочных сеток и парашютов. — Мне бы хотелось, чтобы мы были, ну, чуть автономнее…