«Видите ли, их рабочие, они, видимо, никакого отношения к воинской части не имеют. Это набранные рабочие, причем из армейцев там никого не было. У них оригинальная постановка рабочего дня была. С 6 часов утра и до 3 часов дня они работали. С 3 до 5-ти перерыв. Потом снова работали. Ну, я думал, что воинская дисциплина. Они не имели почти общения с нашими людьми, очень они заняты были работой»; «…Тут своими силами мы бы делали многие годы, а у них это дело пошло молниеносно, работали они зверски, приехали с большими лопатами»[266]
.О достаточно высоком уровне мобилизованности рабочих организации свидетельствовал еще один очевидец:
Однажды был такой случай — СМУ-4 (строительно-монтажное управление, с которым организация Павленко состояла в подрядных отношениях. —
Очевидно, что Павленко и другие руководители старались поддерживать на стройплощадках твердую дисциплину. Очевидно, что рядовые рабочие не были посвящены в тайну фальшивого характера УВС. Самое большее, что они могли наблюдать, — это отдельные злоупотребления и нарушения при выполнении договоров с заказчиками. Чтобы предотвращать скандалы и недовольство, использовалась своеобразная служба безопасности и осведомления, состоявшая из доверенных членов команды охраны. У принятых рабочих отбирались документы, вместо них выдавались справки[268]
. По свидетельству Павленко, документы не возвращались, чтобы нанятые не могли уйти с работы[269]. Таким способом поддерживался псевдовоенный фасад организации и приближенная к армейской дисциплина. На это была нацелена вся организация труда и быта рабочих. Очевидец работ на площадке в Тирасполе свидетельствовал:Рабочие организации ни в какие отношения ни с рабочими СМУ, ни даже с техперсоналом не вступали… Все производственные вопросы решались лишь мастерами организации, которые получали разбивку сооружений на месте и передавали указания своим рабочим. Жили рабочие организации в отдельном доме с огороженной сплошным забором территорией. У ворот забора у них стоял часовой с автоматом (так было в Тирасполе, как было на участках — не знаю)[270]
.Выдвигая повышенные требования к рабочим, Павленко, очевидно, мог предложить вполне выгодные условия найма и относительно комфортные условия труда и быта. В документах нет жалоб на питание, хотя, если бы такие существовали, следователи не преминули бы их зафиксировать. Переезд на новые площадки, как видно из материалов следствия, начинался с обустройства общежитий для рабочих.
В справках прокуратуры не очень определенно говорилось, что Павленко недоплачивал рабочим. Видимо, некоторые перебои в оплате, связанные с задержкой перевода средств от заказчика, действительно имели место. Однако в целом материалы следствия не позволяют говорить о систематических обсчетах. Это противоречило бы сути системы артельной организации труда и патримониальных отношений руководителей организации с рабочими. Сам Павленко не был склонен агитировать рабочих за идеалы коммунистического труда, но всячески подчеркивал их благоприятное положение в организации, особенно в сравнении с жизнью в колхозной деревне, откуда многие из них приехали. По свидетельству одного из арестованных, рабочим, выражавшим какое-либо недовольство, говорили: «Давно ли ты из колхоза? Забыл уже лапти, разжирел. Поезжай обратно в колхоз, там узнаешь»[271]
.Очевидно, что Павленко считал такие аргументы убедительными, и они действительно были таковыми. Положение советской деревни оставалось тяжелым во все годы правления Сталина. Разрушенное сначала коллективизацией, голодом, а затем войной, сельское хозяйство вступило в период восстановления на волне нового голода и эпидемий, продолжавшихся несколько лет до 1948 года. В последующем неблагоприятные климатические условия очередной раз ударили по ослабленному аграрному сектору[272]
.Согласно официальным данным, в сопоставимых границах валовый сбор зерновых составлял в 1913 году 86 млн тонн, в 1940 году — 95,5, а в 1953 году — 82,5 млн тонн. Падало также производство картофеля, одного из основных продуктов питания советского населения[273]
. Значительным был дефицит мясо-молочной продукции. Поголовье коров, даже по официальным данным на 1 января 1953 года, составило всего 24,3 млн, что было меньше уровня 1928 года (33,2 млн) и неблагоприятного предвоенного периода (27,8 млн на 1 января 1941 года)[274].