Корпорация счастья. История российского рейва

Денис замер и прислушался. Из глубины мастерской доносились тихие стоны. Денис вспомнил подробности утра и лукаво заухмылялся.

В квартире был настоящий свинарник. Повсюду валялся мусор и окурки. Пустые бутылки и стаканчики стояли на подоконниках, на столе и на липкой от ананасового сока рок-клубовской аппаратуре.

Включив погромче музыку, Денис занялся уборкой. Вдвоем со Штейном они расставили мебель, собрали бутылки и намели три огромных коробки мусора. В разгар работы в гостиную вбежал абсолютно голый и готовый к детозачатию Олег. Перехватив у Штейна зажженную сигарету, он, утирая пот со лба, деловито осведомился:

— Шампанского нет?

— Знаешь, кто по утрам пьет шампанское? — спросил Денис, осматривая боевую экипировку друга.

— Ладно вам! — пробурчал Олег, исчезая за своей дверью.

— Саня, — обратился Денис к Штейну, — пойдем в Дом актера, поедим. У меня остался четвертак.

— Покормишь? — спросил Штейн. — Я без денег.

— Легко.

Подкравшись к дверям, за которыми прятались голубки, Друзья громко захохотали и отправились в ночной город.

Прогремевшее с настоящим куражом новоселье очень понравилось молодым художникам и их друзьям. Квартира сразу же попала в число городских мастерских, где каждый день собиралась неформальная молодежь, ищущая безудержного веселья и легких наркотиков. Друзья начали увлеченно рисовать, хотя было трудно и дорого доставать нужные краски. Пытаясь оторваться от традиционной живописи, Олег смело экспериментировал с цветами, и его палитра была полна самых интенсивных флуоресцентных цветов. По мере вхождения во вкус росли и размеры их картин. Мастерская была заставлена готовыми работами и подрамниками. Картин получалось так много, что их дарили всем приятелям. Друзья принимали у себя огромное количество гостей, в том числе интересующихся всем иностранцев, и каждый вечер у них можно было застать кого-нибудь из известных городских персонажей.

Публичность мастерской стала привлекать к себе внимание. Все прилагаемые усилия привели к тому, что однажды в гостях у художников оказался и местный участковый. Этот потертый службой усатый капитан осмотрел все комнаты и, придирчиво проверяя паспорта у подозрительных художников, поинтересовался документами на квартиру. Оказалось, что участковый в курсе того, что в квартире проживал сумасшедший пенсионер из органов безопасности. Более того, они были чуть ли не друзьями, и капитан проявлял серьезную озабоченность его судьбой и неприкосновенностью опечатанного помещения.

Во время первого посещения художники туманно объясняли стражу порядка свое присутствие в квартире, объявив мастерскую временной, но безусловно одобренной домоуправом. Некоторое время все было спокойно, и они почти забыли о капитане, но, как это обычно бывает, во время второго визита ментов было уже двое. Они пришли подшофе и полчаса вымогали у художников пятьдесят рублей. После завершения этой неприятной процедуры милиционеры неожиданно заверили, что покровительствующая друзьям баба Валя — дура и документы на аренду получить все же придется. А то...

Срок был определен в один месяц.

Время шло.

Друзья каждый день собирались что-то предпринять, да все как-то не получалось. То одно, то другое. В конце концов на это просто плюнули.

Вечеринки продолжались. Уже не с таким размахом, как в первый раз, но зато почти еженедельно. Постоянно расслабленные Олег с Денисом установили такой простой порядок посещения Свечного: каждую субботнюю ночь, а иногда и воскресное утро сквот был полон самой разнообразной молодежи. Постепенно втягиваясь в богемный круговорот, художники перезнакомились со всем городом и стали друзьями-неразлучниками. Их повсюду узнавали — отчасти из-за высокого роста, а больше из-за того, что в своей мастерской они поощряли практически все, кроме проявлений хамства и насилия. Квартира напоминала нечто среднее между художественной студией, репетиционной точкой, подпольной танцулькой и центром психоделических экспериментов. Саша Штейн, чрезвычайно стесненный в своих домашних условиях, попросил Дениса позволить ему пожить в мастерской и, получив полное одобрение, вскоре окончательно переселился на Свечной. Его серьезно увлекала графика, а рисовать дома не было никакой возможности.