Корпорация счастья. История российского рейва

Поднявшись и потерев глаза, Ольга зевнула и начата неспешное путешествие по квартире. Выйдя из залитой солнцем спальни, она оказалась в полутемном и пахнущем прохладной пылью, невообразимом по размерам коридоре. Этот украшенный колоннами необъятный коридор привел ее в гигантскую кухню с дореволюционной печью, чугунной раковиной посудомойки, окном во всю стену и дверью, ведущей в комнату прислуги. Ольга набрала из носика старого мойдодыра крохотный черпачок, зажгла газ и стала кипятить воду. Пока поспевал кипяток для кофе, нужно было успеть почистить зубы. Прошагав по коридору в обратную сторону до самого конца, она очутилась в ванной комнате и принялась умываться.

«Хороший день, — подумала она уже за завтраком. — Вот только сон какой-то странный. Закат или восход, не поняла».

Майя мигом слопала предложенный ей бутерброд с маслом и деловито заглянула в пустое мусорное ведро.

— Ничего нет. Мы по-прежнему на мели, — беззаботно сообщила ей хозяйка. — Протянем как-нибудь. А ты и так толстенькая.

Заслышав голоса на кухне, из темного чулана деловито примчался мохнатый попрыгунчик, хорек по имени Шур-Шур. Этот независимый и шустрый зверек был куплен Ольгой для съемок в фильме, а когда кинопроцесс закончился, так и остался жить в ее огромной мастерской. Были еще два кенара-певуна, но те, выпущенные из клетки, напрочь заплутали в двенадцати комнатах и, сдохнув с голода, неизвестно где завалились за шкафы.

Квартира была настолько необъятна, что молодая художница сама ее побаивалась, особенно темными зимними вечерами. В такие вьюжистые ночи, когда за окнами крутилась снежная метель, старый дом, казалось, вымирал, и безмолвная квартира наполнялась подозрительными шорохами. Скорее всего виноват в этом был помоечный разбойник Шур-Шур, орудовавший в мусорных пакетах, но Ольга все равно трусливо забиралась в кровать, звала Майю, и вдвоем они дружно тряслись от страха. В такие моменты Ольге чудилось, что она заколдованная принцесса, которую поселил в этом страшном замке злой волшебник, и она горячо молилась, чтобы когда-нибудь ее спас от одиночества и страха благородный рыцарь на белом гривастом коне. А злой волшебник, который поселил ее в этом замке, звался Надеждой Васильевной.

Это была бодрая духом, неунывающая русская женщина, проработавшая тридцать лет и три года за рулем такси. Они познакомились, когда Ольга, разыскивавшая для себя мастерскую, позвонила по объявлению и пожелала снять за пятьдесят долларов предлагаемую в газете комнату. Показывая художнице эту самую комнату, Надсжда Васильевна почувствовала к ней симпатию, разговорилась с девушкой и поведала ей историю квартиры. Заколдованный замок давно поджидал свою пленницу — еще за год до этой встречи на шестом этаже знаменитого Египетского дома на Захарьевской случился пожар. Огнеборцы, не скупясь, вылили на пламя двадцать тонн воды, все перекрытия промочило, потолки почернели, и жильцов срочно расселили. Барские квартиры, располагавшиеся по одной на этаж, опечатали, и тут, казалось бы, делу конец, но спустя месяц после пожара с югов вернулась Надежда Васильевна. Бравая таксистка наотрез отказалась выселяться и осталась одна, без надоевших соседей в четырехсотметровой квартире. Вскоре, однако, ее забрали к себе дети, и она подала объявление о сдаче своей комнаты внаем.

Где-то далеко и очень настойчиво звонил телефон. Когда Ольга только купила этот удобный аппарат-трубку, она очень радовалась современной штуковине, но с тех пор как поселилась в этих комнатах, все время его теряла и целыми днями разыскивала. Телефон обнаружился в кабинете под кипой бумаг и рисунков.

— Оля, здравствуйте! — приветствовал ее на другом конце линии приятный мягкий голос. — Это Катя Андреева Как вы поживаете? Хорошо? У меня для вас приятные новости. Ваша заявка побелила в конкурсе, и вы получите грант. Пятьсот долларов. Если располагаете временем, приходите сегодня к нам на Чайковского, в наш маленький особнячок.

Оглушенная нежданной вестью Ольга заголосила от радости и, захлебываясь словами, стала благодарить любезную Катю. Закончив разговор, она уже без всякого стеснения заверещала от счастья и, схватив меланхоличную Майю за передние культяшки, пошла вальсировать. Жизнь художника не сахар, а всего лишь жизнь художника, и посему он часто бывает просто голоден. Ольга голодала уже несколько дней.