Корпорация цветов

Я потёр виски руками, отчаянно пытаясь собраться с мыслями и решить, наконец, как следует поступить. Но вместо того, чтобы думать связно, в голову лезли совершенно посторонние мысли. Я думал о том, что в понедельник мне надо предоставить пакет документов по последней сделке, о том, что перед тем как выйти из дома, я забыл вытащить бельё из стиральной машинки. Словом, я готов был думать о чем угодно, только не о том, как изгнать выражение напряженной боли с лица Нарин. Взглянув на женщину, которая покорно стояла рядом со мной, бессильно опустив голову мне на плечо, я почему-то подумал о своей Насте. Я вспомнил её совсем маленькой, почти целиком помещающейся на моей руке, горячей как батарея, не могущей даже кричать от слабости, и только жалко, как птенчик, разевающей рот. Мысль о дочери подействовала на меня отрезвляюще, я забеспокоился, как бы с ней чего не случилось, но вспомнил, что сам ещё вчера отвёз её к сестре и успокоился. По крайней мере, моя девочка не предоставлена сама себе, а до вечера я наверняка найду способ отсюда выбраться. Впрочем, я не был особо уверен в последнем утверждении, однако оно меня немного успокоило, и я смог твёрдо сказать Нарин:

— Сначала я помогу тебе добраться до этой твоей мельницы.

— Мельница Крихтэ, — кивнула Нарин.

— Крихтэ, — не без труда повторил я, пытаясь сымитировать её гортанный говор. — А там мы уже разберёмся, что делать дальше.

Нарин ничего не ответила, но не стала и возражать, смиренно вверив себя в мои руки. Как я вскоре понял, женщинам её народа были свойственны покорность и кротость, те самые качества, у нас небезуспешно сумели победить феминистки, никсы и подобные им. Смирение было основным качеством Нарин, оно всецело ею руководило и, как я убедился далее, заставляло её порой совершать самые нелепые поступки. Это чувство не было слепым, наоборот, чем больше я узнавал Нарин, тем больше понимал, что её покорность была мощным двигателем для процессов необычайной силы. Я не психолог, но полагаю, я правильно разгадал механизм действия: — Нарин искала мужчину, который бы отличался от прочих силой, твёрдостью духа, одним словом теми качествами, которые у нас назвали бы качествами лидера. Этому мужчине Нарин давала право распоряжаться её жизнью по своему усмотрению, оставляя за собой лишь право идти рядом и быть верной соратницей во всех делах. Не знаю, почему Нарин выбрала именно меня, скорее всего, она не могла подолгу находиться одна, а уважение к мужчине прививалось ей с самого детства. Я случайно оказался рядом, и на мою долю выпало принимать весь тот почет и почтительное отношение, которое было положено мужчине, принятому Нарин.

Дорога до мельницы Крихтэ была долгой. Сначала нам пришлось брести по бесконечному берегу, с трудом вытаскивая ноги из топкой грязи, в которую превратился солончак после прилива, а потом Нарин сказала свернуть и ещё около часа мы шагали по полю, заросшему пожухлой травой. Поле казалось мне необычайно мрачным и тоскливым, и если ад означает безысходность, то я уверен, что выглядит от примерно так. Порывистый ветер налетал внезапно, каждый раз заставая нас врасплох, пытался сорвать платок с головы Нарин, растрепать её волосы, сдёрнуть юбку. Как мог я пытался защитить Нарин своим телом от ветра, но удавалось мне это не очень хорошо, и женщина еле держалась на ногах. Время от времени я брал её на руки и нёс несколько шагов, потом снова ставил её на землю и мы шли дальше, согнувшись едва ли не пополам. Свою куртку я давно снял и кое-как закутал в неё Нарин, сам же отчаянно мёрз, чувствуя, как ветер пробирается ко мне под рубашку и старается проморозить до самых костей.

Я смотрел только под ноги, думая о том, как бы не упасть и не увлечь за собой свою спутницу, а потому первой огромную ветряную мельницу увидела Нарин.

— Крихтэ! — закричала Нарин, указывая рукой. Больше она ничего сказать не успела, сознание в очередной раз покинуло её и до самой мельницы мне пришлось нести её на руках.