Корпорация цветов

— С нимрифитами, — терпеливо сказал старик, потирая бороду. — Мерзкие маленькие твари, выведенные дрэями для продолжения рода. Видите ли, молодой человек, — тут Геннадий Андреевич хихикнул, — все те медицинские манипуляции, которые дрэи проводили с собственными телами на протяжении двухсот лет, не могли пройти даром. Они победили старение, но вместе с тем потеряли всякую возможность воспроизведения себе подобных. И тогда усилиями их ученых (жалкие алхимики!) были созданы нимрифиты — крошечные существа, чья жизнь ограничивается тремя-четырьмя годами. По достижению половой зрелости дрэи внедряют в их тела эмбрионы, которые не могут развиваться в их собственных видоизмененных телах. Заметьте, мой юный друг я употребил более подходящий такому случаю термин "видоизмененные", но сами дрэи предпочитают использовать слово "совершенные". Как вы можете увидеть, понятия о совершенстве у нас, слава богу, разные.

— А какими были Аидр… дрэи до видоизменения? — спросил я. — И кто они такие? Пришельцы из иных миров? Инопланетяне?

— Да нет же, — досадливо махнул рукой старик, которого я про себя уже окрестил профессором. — Какие к черту инопланетяне из этих горемык. Они всего лишь бродяги, ничтожные и никчемные, не способные к продуктивному развитию и созиданию. Их так называемая наука двигается только в одном направлении — в исполнении мечты о неком городе, в котором им надлежит жить. Учитывая их игры со временем, могу только предположить, что этой мечты они уже в определённом смысле достигли, но на этом, похоже, не успокоились. Какими они были? К сожалению, я обладаю отрывочными сведениями, но могу описать вам примерную картину. Слабые, тщедушные создания с тонкими ногами и руками, впалой грудью и выгнутым позвоночником. Позвоночник, кстати, их слабое место и сейчас, так что если вам выпадет случай отправить на тот свет какую-нибудь ромбоглазую тварь, учтите это. Слишком тонкая кожа, слезающая хлопьями под солнечными лучами, глаза, не приспособленные к дневному свету и слабо развитые зубы, годные только к пережевыванию растительной пищи. Ничтожная ветка эволюции, продолжающая своё существование только по чьему-то недосмотру! Они не могли дать отпор хищному зверю, гибли от зубов мелкого грызуна и умирали как кролики от самой малейшей инфекции, с которой справился бы и организм младенца. Когда-то давно они владели собственными землями, но их пришлось уступить более сильной форме жизни, которая, как я подозреваю, не была даже живым существом в полном смысле этого слова. Бактерии или какая-то форма ядовитых грибов, плесень, а быть может просто болотные испарения заставили дрэев сорваться с привычного места и начать свои бесконечные скитания из мира в мир в поисках лучшей доли. Насколько мне известно, их гнали отовсюду, никто не хотел иметь под боком слабых и беспомощных соседей, которые не в состоянии даже принести достойные дары своим благодетелям.

Не знаю, какой болван решил найти выгоду в их рабстве, однако всё-таки такой нашелся. Он предложил им секрет изготовления чудесного напитка и вдобавок собственное покровительство — с тем, чтобы дрэи и все их потомки верно служили ему и, соответственно, его потомству. Измученные и уставшие от бесконечных скитаний дрэи согласились на эти условия. Но секрет чудесного напитка оказался на первых порах абсолютно бесполезен, так что дрэям пришлось туго. Они потеряли свободу, которой так дорожат все кочевники и не приобрели ровным счетом ничего. Но время шло своим чередом и мало-помалу дрэи приспособились жить так, чтобы практически не зависеть от хозяина. Так называемый прогресс, в том числе и прогресс технический давали свои плоды. Просвещение и поголовная грамотность, образование… Дрэи никогда не были кочевниками в полном смысле этого слова, вроде как наши цыгане, нет, их увлекали не сами скитания, а лишь их конечная цель. Они мечтали обрести свой дом и покой. Они мечтали…

— Погоди, старик, — перебил я, неизвестно с чего решив не церемониться. — О чем они там мечтали, это дело десятое. Но я вижу, что ты тут вроде как местный. Вот и расскажи, что им от меня надо. Кроме того, конечно, что мне и так известно. Я наблюдатель, один из трёх и прочая ерунда. Я просто хочу знать, что мне делать дальше.

Геннадий Андреевич издал горлом хрипловатый смешок, больше похожий на кашель.

— Что делать? А то же самое, что и всем нам, жить, и, так сказать, надеяться на лучшее.

— У меня ребёнок, — снова перебил я его медлительную речь. — Маленький ребёнок, который ждёт папу. Моя дочь больна. Мне нужно к ней.

— Верно, нужно, — отчего-то радостно кивнул Геннадий Андреевич. — И всем нам нужно, всех ждут, всем пора домой. Засиделись мы тут, вот ей-богу засиделись. Да только тут вот какое дело…

Старик замолчал и внимательно на меня посмотрел.