– Что, Андрей Сергеевич? Не одни ЦРУшники работать разучились? Что имеем?
Саров проглотил замечание, сел, ответил:
– По мнению аналитиков моей команды в Либерии пытаются развернуть сценарий Руанда-Бурунди. С рядом усовершенствований.
– Да, не помешает, – кивнул генерал. – В прошлый раз наших американских коллег перекинули не только через колено. Что известно?
– К основному составу американских «коллег» – повторил Андрей занимательное наименование вражеской разведки, – присоединилось ещё десять человек во главе с нашим старым знакомым Джеком Данте. Значит, тактика изменится. Посол Слейтер пока пытался применять стандартный план. Мы ожидали начала активных действий примерно шесть недель назад, но этого не случилось.
Андрей всё-таки усмехнулся:
– Наша Либерийская группа доложила, что корпорация «Здоровье» приступила к работе в столице. И всё, как в прошлые разы – идёт потеря живой силы. Из движения сопротивления боевики выбывают сотнями. Выбывают в направлении центров социализации. Как и в предшествующих случаях – все девственники. В отдельных случаях, мозг вычищен до состояния детского возраста. Мои люди говорят, что некоторых приходилось заново учить держать в руке ложку и разговаривать.
Саров взглянул на Лабутина. Тот сидел, сложив руги на груди, и хмуро сведя брови. Это вот его головная боль – промытые до детства люди. Лаборатории НИИ уже всем составом перешли только на выяснение этого вопроса.
Олег Алексеевич, сжав губы, взглянул на большой экран на стене, где у него сейчас были открыты файлы по Либерии. Фотографии задействованных политиков, данные по армейским частям и бандформированиям. Известные сотрудники ЦРУ, работающие в регионе. Материалы по корпорации «Здоровье» тоже светились на экране. Фото и видео комплекса её зданий в городе – штаб квартира, и лица официальных лиц филиала в столице страны – Монровии.
Андрей обернулся, задержался взглядом на одной фотографии, покачал головой:
– Олег Алексеевич, я предполагаю, что в Либерии готовится что-то действительно серьёзное. Предположение основано на присутствии вот этого человека, – он показал на фотографию: – Павел Александрович Подлесный. Последние три года нигде особо не светился. Скоромно выполнял работу директора филиала корпорации в Волгограде. Но это, видимо, в отпуске был. Потому что до Волгограда, мы его заметили практически во всех особо тяжёлых моментах арабо-европейского конфликта.
– Напомните, – кивнул генерал, внимательно оглядывая лицо молодого человека на фотографии. – Ему тогда сколько было? Лет двадцать пять?
– Двадцать восемь, – ответил Саров. – Десять лет назад конечно никто не обратил на него внимания. Цепочка событий, связанная с ним, стала открываться только сейчас.
Андрей вставил флэшку в разъём на столе, открыл файл с личным делом.
– Личность реальная, – сказал он, – никаких подделок. Проверяли многократно. Родился в девяносто седьмом году, полная семья. Была сестра, – военврач, лейтенант медицинской службы. Пропала без вести во время арабо-европейской войны. Закончил химико-биологический факультет МГУ в две тысячи четырнадцатом. Уже на последнем курсе, вместе с товарищами поехал работать на станцию «Восток-1» к профессору Лидову. У которого тогда был перспективный исследовательский проект – открыли новое озеро на глубине пяти тысячи метров подо льдом Антарктики. Станция «Восток-1» успешно работала два года до странного инцидента и закрытия в две тысячи девятнадцатом.
– Странного? – заинтересованно спросил Лабутин. – Это не тот случай, когда там все с ума сошли?
– Ага, – Саров кивнул. – Но не все. Подлесный и ещё несколько человек…
Андрей нашёл файлы с личными делами у себя на флэшке и отправил на экран:
– Вот эти ребята, например: биологи Токаревы – два брата – Антон и Виталий, и кое-кто ещё, они в норме. Всего семь не пострадавших человек. И что интересно, – все из молодёжи, – молодые биологи и инженеры. По свидетельствам – все были дружны с Подлесным. Такая его личная команда. А вот остальные, сам профессор и старшие сотрудники, вот у них одновременно у всех случились необъяснимые патологии головного мозга. Если конкретно – острая шизофрения и устойчивая амнезия.
– Что-то это мне напоминает, – покачал головой Бакурин.