Как бы он ни желал отправиться в путь сию же секунду в гордом одиночестве, чтобы его никто не задерживал, пришлось потратить оставшийся день на передачу дел помощнику. А также оформить все необходимые бумаги и подорожные. Пришлось смириться и с тем, что с ним отправится пятерка гусар охраны. А потому в путь Заславский выехал только утром следующего дня. Лошадей не жалел, чем вызывал недовольство попутчиков. Но разве мог он им объяснить, что каждое мгновение промедления отзывалось болью в его сердце? Образ Дусеньки Раевской все время стоял перед глазами, и он просто не мог допустить мысли, что больше никогда ее не увидит. А еще почему-то казалось, что очень важно приехать к месту ее исчезновения как можно раньше! Будто он мог сделать что-то, чего не могли другие. Глупость, конечно, но тем не менее что-то внутри гнало Дмитрия вперед, сметая все доводы разума.
Когда он без сил проваливался в сон, ему снилась Евдокия. И почему-то каждый раз в таких странных, а подчас и страшных местах, что просыпался Заславский с одной мыслью: нужно торопиться. В этих снах он видел рядом с ней, то какого-то белобрысого парня, что глядел на девушку плотоядным взглядом, то мужика по пояс в воде, что манил ее купаться. Тогда бедному князю казалось, будто его Дусеньку уведут, заманят в свои сети эти незнакомцы. Но страшнее всего было допустить мысль, что ее больше нет, что те валуны каким-то образом просто уничтожили его ненаглядную девочку. Успокаивало лишь одно: если бы так случилось, то на месте нашли бы хоть что-то. А так девушка просто пропала. Место тут же оцепили и не дали ее подругам даже приблизиться. Не хватало еще, чтобы пропал еще кто-то.
Сердце мужчины ныло, разум был полон тревожных мыслей, которые, перемешавшись с этими странными сюрреалистическими снами, создавали в голове князя полный сумбур, а потому долгая отупляющая скачка казалась спасением.
Но весенняя распутица усложняла путь. А потому как бы Заславский ни торопился, как бы ни гнал лошадей, а прибыл в усадьбу Бехтеевых лишь к концу седьмого дня. И первое, что спросил без всяких приветствий у встречавшего его графа:
— Она нашлась?
Грустное лицо Бехтеева и беспомощно разведенные руки были ему ответом.
***
Я сидела на берегу небольшого лесного озера, смотрела на плескавшихся на другом берегу русалок и размышляла о том, что произошло за эту неделю. Пожалуй, более странного, опасного, но в тоже время волшебного времени в моей жизни не было. Вокруг оживала настоящая сказка! Страшненькая местами, но все же самая настоящая. И знакомство с этой сказкой началось с беседы с Берегиней. То, что я видела до этого — не в счет, потому что все равно ничего не понимала. Хотя это здесь она Берегиня, а в измерении людей — Старица.
Каково же было мое удивление, когда во встретившей нас с дедом моложавой красивой женщине я узнала ту саму старушку, что когда-то вела со мной беседу об иномирном происхождении моей души и официально, если так вообще можно выразиться, разрешила остаться и стать Евдокией Раевской. Она стояла на пороге красивого деревянного терема с резными наличниками и ставнями и улыбалась. А потом, чтобы сразу снять вопросы узнавания, на секунду вернула свой земной облик, отчего я чуть не свалилась, споткнувшись о неудачно подвернувшийся под ногу сучок. Меня первым делом вкусно накормили и напоили, а я и не подозревала, как сильно проголодалась. А потом странный дедушка Пихто водрузил на стол большой пузатый самовар, и мы стали чаевничать. Вот тогда-то Берегиня и начала беседу, которая могла озадачить кого угодно.
— Евдокия, ты никогда не задумывалась, почему сказки о колдунах и колдуньях ожили, а такие же о мифических животных, духах и прочей нечисти — нет?
Я же лишь хлопала глазами. Ведь и в самом деле у меня даже мыслей подобных не возникало! А если подумать, то так оно и было. Ведь люди получили магию, которая раньше была сказкой, но магических существ все из тех же сказок как не было, так и нет. Хотя вполне логично, что раз появилось одно, то должно появиться и другое…
Увидев понимание на моем лице, она удовлетворенно кивнула и продолжила.