Корпус

А он и не спорил, с отцом вообще невозможно было спорить, он либо замыкался, либо переводил все на какой-нибудь подходящий к случаю анекдот. Он любил подкреплять свои мысли анекдотами. «Помнишь, как в той байке» — обычное его присловье. А голос прокуренный, гулкий, словно по глиняному сосуду постучать костяшками пальцев. Еще в сопливом пацаньем возрасте Сергей ругал его за курение, говорил, что высосет рак легких. И ведь накаркал же! Вообще, после маминой смерти все у них стало не как у людей. Не отец сыну запрещает, а наоборот. И так всю жизнь, почти что с самого ее начала. Ему же и пяти лет не было, когда принесли ту телеграмму. Но именно тогда, отревев, побившись головой о паркетный пол, отмолчавшись на похоронах, он понял простую вещь: мамы не будет никогда. И значит, надо охранять единственное, что осталось — отца. А для этого надо стать взрослым, несмотря на свой детсадовский возраст.

Отец, правда, не очень-то с его запретами считался. Кивал, дескать, правильно, дескать, давно пора, а сам все делал тихой сапой. «Тихой папой» — было у них такое семейное присловье.

А обещанного дождя в тот день так и не случилось. С утра натянуло свинцово-грязных туч, малость побрызгало — и все. Почему это вспомнилось именно сейчас? Гроб не влезал в лифт, пришлось тащить его по лестнице, с седьмого этажа. Крышку вынесли позже, а по лестнице спускались без нее. На поворотах отцовская голова моталась из стороны в сторону, и было полное ощущение, что он живой, что он посмеивается над глупым спектаклем, который непонятно зачем затеяли «родные и близкие покойного». И никак не получалось поверить, что все это не понарошку, что все по правде. И только в крематории — когда случилась канитель с бумагами, когда шоферу совали мятые червонцы, а потом породистая служительница в синей форме, с лицом бульдога-медалиста, стукнула несколько раз молотком по крышке гроба — вот тогда, пожалуй, и накатило по-настоящему. Все это — лиловые печати на справках, сытая харя конторского чинуши, литованные заклинания служительницы — было не понарошку. А когда вернулись домой, ему первое время казалось, что отец заперся у себя в комнате, курит и разминает сигареты пальцами. Автоматически, не замечая, думая о чем-то запредельном.

Как же он тогда надрался! Но после поминок водка сразу вдруг ему опротивела, и он использовал спиртное лишь как гнусное лекарство — хотя бы после того нахального утреннего звонка.

А дождя в тот день так и не случилось.

— Знаете, Сумматор, по-моему, вы совершенно напрасно выставили Ярцева, — Сергей обнаружил, что постукивает костяшками пальцев по столешнице. — Его отсутствие ничего не меняет. Просто нам не о чем говорить. Каяться я не собираюсь, грозить и обличать — тем более. Разумеется, у меня есть причины, и разумеется, я о них умолчу. Ваша претензия на некую духовную близость мне понятна. Но это же смешно. Я ведь вашим баечкам больше не верю.

— Это каким же именно? — живо спросил Старик, наклоняясь к Сергею. Похоже, он ждал именно такого поворота.

— Не все ли равно? Зачем я буду перед вами оправдываться? Да и вы передо мной. Однажды дождливым вечером я крупно обманулся. И это определило ход последующих событий. Ну, а теперь меня не волнует личное будущее. А вы… Вы на работе. Работайте, исполняйте свою службу.

— Эффектно сказано, — восхищенно отозвался Старик. Видно, он радовался, что все же сумел разговорить Сергея. — Да только эффект-то дешевый. — Старик даже присвистнул, изображая огорчение. — Прямо как в плохих детективах. По-моему, не хватает лишь фразы «Маски сброшены!» или «Игра окончена!» Постарайтесь не лгать хотя бы самому себе. Тот имидж, которым вы сейчас прикрываетесь — он ведь тоже маска. Причем довольно старая. Бывшая в употреблении. «Гордо реет буревестник, черной молнии подобный» или «Я сладко пожил, я видел солнце». В общем, «Безумству храбрых поем мы песню». Стоит ли продолжать цитаты? Эх, Сережа, Сережа… На самом-то деле вам сейчас и зябко, и тоскливо, и ровным счетом ничего вы в ситуации не смыслите. Поэтому давайте исходить из реального состояния дел. И не принимайте красивых поз. Вам это сейчас ни к чему.

— Интересно, чего же вы от меня ждете? — хмыкнул Сергей. — Неужели покаяния? Или развернутую психологическую автохарактеристику?

— Что вы, зачем? — улыбнулся Старик. — Я же, к счастью, не поп. И не психиатр. Я не ответов, Сережа, жду, а вопросов. Понимаете, вопросов! Что ж, настало, наконец, и их время. Похоже, вы готовы подняться на качественно высший уровень.

Ишь ты, чего ему захотелось! Сергей неожиданно почуял в себе совершенно неуместный задор. Что ж, фокус известный. Где вопросы — там и поговорки. Ладно, отчего бы напоследок не порезвиться?

— Хорошо, — согласился он. — Тогда вопрос первый, а точнее, нулевой. Можно сказать, методологический. Итак, почему я могу рассчитывать на правдивые ответы? Я ведь вышел из игры, я бесперспективен. Как-то нерационально с таким возиться.